Жёлтая магнолия
Шрифт:
— К ужину принято переодеваться, монна Росси, — произнёс маэстро будто невзначай, и вооружившись другой вилкой и ножом, принялся неторопливо отрезать кусочки оленины. — Но это вам так… на будущее.
— На какое будущее, маэстро? — не выдержала Миа и отставила бокал подальше. — Думаете, шестьсот дукатов вашего брата превратят меня в синьору и откроют мне золотые врата в другой мир? Где для меня есть будущее с переодеваниями к обеду и ужину? У меня три юбки, маэстро, на все случаи жизни, и называются они не «Завтрак, обед и ужин», как вы, верно, думаете, а немного иначе. «Рыба, уголь, мытьё полов», «Клиенты-покупатели», «Свадьбы, похороны, именины», если точнее. Но если
Она не обязана следовать этому дурацкому этикету! За это ей точно не платят.
— Какая меркантильность, — усмехнулся маэстро, откладывая вилку.
— Разве это плохо? Для нас — это способ выжить. И если патриций хочет, чтобы я ему угодила — пусть платит, — пожала она плечами.
— И в чём заключается это угождение? — спросил маэстро, глядя на неё исподлобья.
— Ну вот хоть бы как вам: не опаздывать, надевать разные платья…
— А вам разве не нравится просто так, без оплаты, не опаздывать и надевать разные платья?
— Мне не нравится, когда те, кто не имеет на это права, указывают, что мне делать.
— Надо же, хм, — маэстро сделал ещё глоток вина, — у цверры к несносному нраву стоит добавить ещё и дух противоречия, торговую сметку и знание прав? Как любопытно…
— А вы как будто список составляете? — Миа подцепила почти все ломтики оленины, намотав их на вилку, макнула в соус и отправила в рот.
— Может быть и так. Я люблю всё анализировать и систематизировать, монна Росси. Упорядочивать. И вы не исключение, — ответил он, не сводя с неё глаз, — и, кстати, оленину стоит есть мелкими кусочками, чтобы оценить вкус. Она должна таять на языке. Смысл этой закуски в том, чтобы создать предвкушение того, что будет дальше. Она должна разбудить ваше воображение, породить желание… Её задача не утолить голод, а усилить его.
Он говорил так, что на мгновенье Дамиане показалось, что речь идёт вовсе не о том, что лежит у неё на тарелке. Было что-то в его словах и взгляде… двусмысленное, отчего у неё даже запылали мочки ушей.
— Э-э-э… Хм. Ну… это я заметила. Ну, что вы любите всё… систематизировать, судя по бумажкам на стене в вашем кабинете. А насчёт оленины… даже не знаю, что и сказать. Простите меня, синьора оленина, за недостаточное почтение, — она отвесила шутовской поклон тарелке, чтобы скрыть своё смущение, — думать о закусках в таком поэтичном ключе не пристало «шарлатанкам с самого дна Альбиции». В гетто, если вы пожелаете усиливать голод, все решат, что вы тронулись умом. Смысл еды он вообще-то в обратном. Но если вы хотите…
Она демонстративно отрезала крошечный кусочек оленины от оставшегося ломтика, отправила его в рот так же, как это делал маэстро, и добавила:
— …и в самом деле, голод теперь такой зверский, что я готова съесть кабана.
Маэстро сделал вид, что не заметил её сарказма и произнёс задумчиво:
— Странно, что цверра так много рассуждает о правах и свободолюбии.
— Что же в этом странного? Цверры — свободолюбивый народ, живут где хотят и делают что хотят. И никто нам не указывает, как одеваться и как себя вести. А прав у нас на этой земле… вернее, воде, пожалуй, будет побольше, чем у вас, патрициев. Цверры кочевали по лагуне ещё тогда, когда здесь не было вбито ни одной сваи! — ответила Миа с достоинством.
— Странно, что вы именуете себя цверрой, — произнёс маэстро, глядя на Дамиану поверх хрустального бокала, — по вашей внешности этого не скажешь. Если вы, конечно, не солгали
— Вам так хочется поймать меня на лжи? Даже не думайте, что сможете меня поймать! — она тоже посмотрела на него поверх бокала.
— Попробуйте суп, монна Росси. И не сомневайтесь — конечно же, я вас поймаю.
Слуга незаметным движением убрал тарелку-блин и вернул тарелку-шляпу, в которую другой слуга осторожно налил суп из большой фарфоровой супницы. Нечто белое, похожее на жидкое пюре, украшенное веточкой розмарина и благоухающее мускатным орехом. Аромат специй Миа уловила сразу, а вот подобного блюда ей даже видеть не приходилось, не то чтобы есть.
В гетто готовят всего-то три блюда в разных вариациях из всей добытой за день снеди. Буйабесс — рыбный суп из того, что мальчишки стащили на рыбном рынке или удалось выловить в лагуне. Кассуле — фасолевая похлёбка, которую едят едва ли не каждый день, потому что фасоль сытная, да и стоит дёшево. И потофе — это если получилось разжиться мясом. На все случаи жизни один большой котелок над костром, куда идёт весь дневной улов вместе с овощами, нарезанными крупно: морковь, капуста, лук…
В пансионе кормили и вовсе скромно, герцогиня Ногарола не была щедра, да и чревоугодие считала одним из главных грехов. И только когда дела в её лавке пошли на лад, Миа смогла позволить себе некоторое разнообразие в еде. Но чтобы готовить такой суп, нужно что-то большее, чем фасоль и латук, а ещё повар и куча свободного времени!
— Не смотрите так, монна Росси, это не смертный грех, а всего лишь гинестрата — яичный суп. Его готовят в материковой Альбиции, — произнёс маэстро как будто невзначай. — Этот рецепт я привёз с собой, когда вернулся сюда. Уверен, вам понравится.
— Этот суп тоже должен что-нибудь «усилить и разбудить» или его можно съесть просто так, не расшаркиваясь? — усмехнулась Миа, взяла ложку и отвесила тарелке ещё один поклон. — Синьор суп, вы позволите?
Маэстро некоторое время смотрел на Дамиану, и выражение его лица она понять не смогла: то ли он пытался усмехнуться, то ли наоборот подавить усмешку, но хорошо хоть просто промолчал на этот раз. А Дамиана успела заметить, как именно он держит ложку, и скопировала в точности его движение. Пусть не думает себе, что она видит впервые какой-то там вельможный суп!
На смену супу появились запечённые баклажаны, мидии в белом вине с укропом и лобстер, которого полагалось есть не как в гетто — разламывая руками или дробя панцирь камнем прямо о набережную канала, а щипцами и специальными вилками, похожими на крючки. От щипцов и вилок толку было мало — что там выковыряешь с их помощью?! В гетто, если вдруг удавалось добыть лобстера, с ним не церемонились — ели руками, тщательно обсасывая каждый кусочек, но за столом Скалигеров такое вряд ли можно было себе позволить.
И Миа сначала по привычке схватилась руками за панцирь, но поймав снисходительный взгляд одного из слуг, решила, что обойдется, пожалуй, и без лобстера. Всё равно есть его так, как едят патриции — отправляя в корзину самое вкусное, всё равно, что выкинуть. И можно сказать, что этот лобстер умер почём зря.
Апофеозом обеда стало каре ягненка с розмарином и тимьяном, и снова соусы, и приправы, и мудрёные слова пополам с наставлениями маэстро. И глядя на тарелку, на которой тонкие рёбрышки ягнёнка были выложены безупречным веером, словно произведение искусства, Миа подумала, что, кажется, этот обед она не переживёт, потому что тут снова понадобился особенный нож и особенная вилка. И появились новые правила по поводу того, как что резать, какой толщины и в какой последовательности макать в соусы.