Желтые шторы, морская свинка и конец света
Шрифт:
Я страшно волновалась, но все прошло гладко. Полина грозно выговаривала: «Ты – девочка, конечно, замечательная, но не ко времени. Картину портишь. Грезишь, а это заразно», – а я только рот открывала, как рыба, не в силах слова вставить. Зал послушно смеялся над словами мачехи о государстве, которое должно работать. Публике понравилось, когда мы вышли на поклон, нам хлопали усердно.
И тут я увидела отца. Счастье, что мы уже отыграли, а то я бы точно запнулась. Папа стоял у стены, а в руке держал букет гвоздик. Дождавшись, пока откланяется руководительница кружка, он протиснулся к сцене и неловко
Мы ушли переодеваться, разгримировываться и шумно переживать успех, а в зал вернулись, когда концерт закончился, – после нас оставалось еще два номера. Мама с Эриком уже махали и протискивались в мою сторону, но отец успел раньше.
– Ты молодец! – выдохнул он. – Настоящая Золушка.
– Спасибо… Ты какими судьбами? – буркнула я.
– Мне нельзя на премьеру?
– Ну, это еще не премьера, премьера после Нового года будет. Как ты узнал-то?
– На сайте школы посмотрел. Ты же тихаришься, Комиссаржевская моя.
Я хотела было съязвить: ой, пап, в лесу последний мамонт сдох! Ты же даже на дни рождения ко мне не приезжаешь! Но мама с отчимом уже были рядом и радостно меня поздравляли. У них, оказывается, тоже были цветы, и не один букет, а два – второй они вручили Полине. А мне еще подарили книгу Михаила Чехова.
– Осилишь? – улыбнулся Эрик. – Ты теперь не отвертишься, настоящая актриса. Ну что, с исполнением желаний?
– Ага! – выдохнула я. С пяти лет мечтала Золушку сыграть.
Родители Полины тоже были рядом, отец их не сразу узнал, но поздоровался и, улучив минуту, спросил меня шепотом:
– Как эту девочку зовут?
Ну дает!
– Это же Полинка! – прошипела я. – Полина Вуйчик! Забыл?
– Извини, – смешался он, – давно с твоими одноклассниками не виделся.
Я уже хотела прошипеть: да ты с одной каждый день общаешься! Но Эрик взял меня за руку:
– Ну что, в кафе? Отметим сценический успех?
Они с отцом переглянулись – судя по всему, от папы ожидалось, что он сейчас раскланяется. Но у него были другие планы.
И мы отправились все вместе: Вуйчики в полном составе – на руках мама Полины держала ее крохотную сестренку, – мама, Эрик и папа. Я подумала: предложи поход в кафе не Эрик, а мама или Полинкины родители, отец бы так туда не рвался. Папа с Эриком, как и при первом знакомстве, старательно скрывали неприязнь. Даже руки друг другу при встрече пожали.
В кафе он выглядел лишним. Мы с Полиной наперебой говорили о школе, о фильмах, которые посмотрели за эти полгода, об играх в телефоне, родители нас добродушно поддразнивали, а ему и сказать-то было нечего. Я понимала, что Ленка тоже что-то смотрит, во что-то играет, учится и занимается чем-то кроме школы. И меня грело, что папа об этом ничего не может сказать, потому что любое напоминание о бывшей подруге меня ранит. На самом деле мне уже и не было так больно, но отказать себе в маленькой мести я не могла.
Маму-то он ранить не смог бы, ей было хорошо. Она очень помолодела и похорошела, а рядом с новым мужем выглядела принцессой. Эрик не демонстрировал подчеркнуто заботу, как это делал мой отец, – не отодвигал стул, не подавал пальто с картинным жестом и непременной фразой: «Лиловый негр вам
Красивый.
В этот день я впервые подумала, что Эрик действительно красив. Не подумайте, я не влюбилась – мне было радостно, что рядом с красивой и молодой мамой такой спутник. Мой родной отец на его фоне выглядел блекло. Усталый, с легкой небритостью, глаза какие-то тусклые. Он внимательно разглядывал то маму, то Эрика, на меня тоже поглядывал и словно хотел что-то сказать. Но что бы он ни произнес, все было невпопад. Пытался завести светскую беседу, спросил отца Полины, кем тот работает, получил ответ «да все по-прежнему» и завис – явно не мог вспомнить, чем тот занимается.
Черт, пусть бы он не помнил всех моих одноклассников, не та у него забота. Но Полинку-то! Мы же с первого класса дружили. Втроем. Сидеть-то нам приходилось врозь, но на переменах мы носились как угорелые, играли в принесенные куклы, дразнили мальчишек. После уроков шли то к нам, то к ней, то к Ленке. Чертили классики на асфальте, играли в тарелочку, гоняли на самокатах.
Да не будь Полины, как бы я училась в классе все эти годы? После того, как Ленка оказалась по ту сторону стеклянной стены?
Мне показалось, что отец хочет поговорить с мамой. Похоже, она в новом своем облике его впечатлила. Она, видимо, тоже это поняла, но подчеркнуто делала вид, что не понимает вообще ничего. Спокойно принимала заботу Эрика, с отцом держалась так, словно бы не прожила с ним несколько лет и не завела меня. В нашей компании он походил на внезапно нагрянувшего дальнего родственника, которого выгнать вроде неловко, но и говорить с ним не о чем, слишком дальнее получилось родство. Мне вдруг стало очень его жалко, захотелось сказать что-нибудь в поддержку или просто взять за руку. Но он сам все испортил.
– Тебе привет от Лены, – тихо шепнул отец на прощание. Вот этого говорить совсем не следовало – мне словно холодной воды за шиворот вылили.
Эрик тут же оказался рядом – спокойный, надежный, наш добрый защитник. Он ничего не сказал, хотя мне и показалось, что из его глаз полыхнул синий огонь. Это только показалось: отчим попрощался с моим отцом спокойно и вежливо. Он уводил меня прочь, отрезая и от отца, и даже от Полинки с семьей – тем тоже было уже не до нас, – и от всего мира, увлекая в другую, маленькую вселенную, где нас только трое, да еще Бармалей и маска на камине.
Поздно вечером, роясь в интернете, я узнала, что дарить актрисам гвоздики вообще дурной тон. Будто бы когда-то такой букет преподносили, если не хотели продлевать контракт. Вряд ли папа об этом знал, но у меня не осталось ни крошки радости от того, что он все же приехал. Букет завял быстро, я не расстроилась.
Началась настоящая зима со снегом, которому полагалось радоваться, а у меня никогда не получалось. В этом году холода переживались намного приятнее, чем раньше: в оконные щели не дуло, пылал камин, Эрик готовил глинтвейны – для себя и мамы обычный, из вина, а мне варил ароматное зелье из клюквенного сока. По Вильнюсу плыл колокольный звон, катался сказочный паровозик, сияющий десятками лампочек. В углу гостиной мы водрузили елку, а маску украсили мишурой.