Желтые шторы, морская свинка и конец света
Шрифт:
Рождество [2] провели у бабушки, а в Новый год гуляли на площади, запускали петарды и бумажные фонарики. Ездили в Прагу, потом еще куда-то – дни смешались в пестром карнавале. Иногда мне казалось, что мы не расставались ни на секунду, но это было не так: у мамы с Эриком оставалось достаточно времени друг для друга, а у меня – для своих дел, мечтаний и общения с Полиной.
Отец решил наверстать упущенное и упорно лез в разговоры со мной. Он объяснял это заботой обо мне, но, похоже, его просто
2
В Литве, как и в большинстве стран Европы, Рождество празднуют 25 декабря.
Он снова нагрянул в гости, на сей раз не в школу, а прямо домой. Эрик готовил обед, а я понеслась в магазин, потому что у нас кончился хлеб. С мамой мы разминулись на несколько шагов, я не увидела ее на улице, но, войдя в парадную, услышала, как она с кем-то разговаривает. Я поднялась еще на пол-этажа и поняла, что беседует мама не с соседями.
– Я задал ей простой вопрос, – говорил отец, – получил какую-то отмазку…
– Почему ты у него сам не спросил? – был ответ. – Он взрослый, совершеннолетний человек. Говори с ним.
– Спрошу, – устало отозвался папа, – но почему неглупая девица одиннадцати лет от роду…
– Двенадцати, – поправила его мама, – Дине двенадцать.
– Извини… почему большая уже девочка не может ответить, кем работает ее отчим? Откуда все это? Тамара, я наводил справки: нет у него ничего, ни бизнеса, ни работы какой. Никто его не знает! Ты с ним давно знакома?
– Я не понимаю одного, – не менее устало протянула она, – какое тебе дело до моей личной жизни?
– Мне есть дело до Дины. Она – мой ребенок.
– Тебе вдруг есть до нее дело?
– Тамара, это нечестно. До нее мне дело было всегда, и ты это знаешь. Просто так сложилось…
– Если бы тебе было дело до собственной дочери, – мамин голос зазвенел, – ты нашел бы себе другую бабу, а не мать ее лучшей подруги! Слушай, мы взрослые люди, развелись – и к лучшему. Но ты же ее доверие к людям похерил! К друзьям! Они с Ленкой как сестры были – и тут сестрица любимого папочку заграбастала. Хорошо хоть, Полинка рядом была.
– Полинка? – странным голосом повторил отец. – Полина Вуйчик, Мачеха?
– Она самая, ты их еще на озеро вдвоем возил, когда Лена ангиной болела…
– Полина Вуйчик. Ну что же…
Послышался щелчок замка – папа раскрыл портфель.
– Пожалуйста, – попросил он, – покажи мне Полину на этой фотографии.
– Что это?
– Первый класс, все в сборе. Нет, никто не болел, я помню. Это же я их фотографировал – забыла? Вот и второй класс. Никакой Полины. Наши – вот, в обнимку сидят. Болел только Герман, ушастый такой… Третьего класса уже нет, это у Лены уже Рига. Вот Динкин день рождения. Лучшей подруги Полины тоже нет. Она не раньше третьего класса появилась, Том! Скажи, как они могли дружить втроем?
– Я не понимаю, что ты
– Это я не понимаю! – взорвался отец. – Моя дочь живет под одной крышей с каким-то проходимцем, который не работает, занимается не пойми чем, зато денег у него куры не клюют. Откуда, Тамара?
– Не считай деньги в чужом кармане.
– Хорошо, скажи, что я неправ. Он тайный нефтяной шейх? Или граф Монте-Кристо? Или свинец в золото превращать научился? Откуда все это? На что вы живете?
– Отстань!
– Ну хоть фамилию его назови! Имя я знаю, спасибо.
– Если не уйдешь, – сказала мама, – я вызову полицию.
– Полиция – это хорошо, – согласился отец. – Может, хоть они в этой чертовщине разберутся. И опека заодно. Во всяком случае, у меня доходы честные, и, когда суд будет решать, кому отдать дочь, они на это посмотрят.
– Угрожаешь?
– Предупреждаю. Тамара. – Он заговорил почти умоляюще. – Я виноват. И перед тобой, и перед Динкой. Я хреновый отец, но отец же, черт побери! Пожалуйста, не делай глупостей!
– Мне кажется, – спокойно отозвалась мама, – глупости делаешь ты.
– Вот ты как раз угрожаешь. Кто он? Какой-нибудь бандит?
– Выбрось телевизор, – посоветовала мама, – или хотя бы не смотри ерунду. Хотя там другого не показывают.
– Я этого не оставлю, – просто сказал папа, – уж это я обещаю.
Он стал спускаться. Я рванула вниз и едва успела спрятаться в шкафу, который соседи выставили в коридор. К счастью, они его не слишком захламили, но коленку я о какую-то железку рассадила. В дырку, оставшуюся от замка, я видела, как папа спускается. Даже со спины было видно, как он зол.
Вверху зазвенели ключи. Я выждала еще минут пять – но не больше, чтоб меня не потеряли, – постаралась успокоиться и пошла домой.
Не знаю, говорила ли мама с Эриком. Когда я вошла, оба были спокойны и радостны, как всегда. Я не стала ничего спрашивать, съела порцию вкуснейшего супа и отправилась делать уроки… то есть это я сказала так. На самом деле мне просто хотелось остаться одной. Я разложила тетради и учебники, включила настольную лампу, открыла учебную программу на компьютере и полезла на верхнюю полку шкафа, где стоял мой небольшой альбом с фотографиями. Их было мало распечатанных, особенно в последние годы, когда мы снимали телефонами и выкладывали фотографии в Сеть. Но в школе по традиции каждый год делали групповой снимок, вот такого-то добра в моем альбоме хватало.
Полинка на снимке была – сидела между мной и Ленкой. Смешная, с косичками, она улыбалась во весь рот. Во втором классе ей сделали красивую прическу, но к тому времени, когда пришла пора фотографироваться, она слегка растрепалась. И в обнимку я сидела не с Ленкой, а с ней.
– Ну и на черта тебе это нужно, папа? – шепотом сказала я.
И все же у меня камень с души свалился. Я стала перелистывать альбом с начала и до конца. Вот я в смешном полосатом платьице и памперсе. Вот мы в Тракае, мне два года, я пялюсь на лебедей. Задуваю свечки на именинном пироге. Строю куличики из песка.