Желтый билет
Шрифт:
— А как насчет мафии или как там ее теперь называют? — спросил я.
Кандидат задумался.
— А какая им выгода?
— Грабеж среди бела дня. Муниципалитеты оставят их в покое и позволят действовать не таясь в обмен на гарантию нормальной работы городских служб.
— Доказательства?
— Никаких.
Кандидат покачал головой.
— Если хотите, называйте это навязчивой идеей, но я думаю, что ставки гораздо выше. На карту поставлено президентское кресло.
— Как, по-вашему, кто это может быть? — спросил
Кандидат вновь покачал головой.
— Понятия не имею. А ты?
— У них много денег, — ответил я, — хотя, возможно, не все они знают, на что идут эти деньги. Или не хотят знать.
— Похоже на заговор, — сказал кандидат.
— Кажется, да.
— Ты представляешь, кто это может быть?
— Возможно, — ответил я, — но это все, что я могу сказать.
— То есть заговор может существовать?
— Я не уверен даже в этом.
— Ну хоть намекни.
— Не могу.
— Харви!
— Да?
— Если ты поможешь предотвратить эти забастовки, я буду тебе очень признателен.
— Хотелось бы надеяться.
— Ты согласился бы стать пресс-секретарем Белого дома?
— Даже не знаю, — ответил я. — Скорее всего нет.
Глава 20
Высадив сенатора Корсинга около Дирксен Билдинг, я нашел телефон-автомат и позвонил Ловкачу. На этот раз мне сказали, что он должен вернуться к четырем. Я посмотрел на часы. Без двадцати два. Подумав, я раскрыл телефонную книгу и нашел нужный мне номер. А затем позвонил Дугласу Чэнсону. С явной неохотой он согласился уделить мне десять минут, при условии, что я приеду к нему ровно в два.
Если б мне пришлось каждый день являться на службу, а такое я могу представить лишь в кошмарном сне, который вижу два или три раза в месяц, я предпочел бы работать в конторе, похожей на ту, что принадлежала Дугласу Чэнсону на Джефферсон Плейс, улице длиной в один квартал, между Восемнадцатой и Девятнадцатой, к северу от М-стрит.
В этом тихом квартале преобладали трехэтажные, прячущиеся в тени деревьев, ярко окрашенные дома с множеством отполированных медных табличек, скромно сообщавших всем желающим фамилии работающих здесь специалистов. Среди них было немало юристов, но на некоторых табличках профессия не указывалась, и мне нравилось думать, что эти люди занимаются какими-то таинственными и, быть может, даже нечестными делами.
Такая табличка принадлежала «Дуглас Чэнсон Ассошиитс», и висела она над кнопкой звонка на стене трехэтажного, выкрашенного в густой кремовый цвет дома. Я толкнул дверь, она не поддалась, поэтому пришлось позвонить. Послышалось жужжание ответного звонка, я вошел и оказался в просторном холле перед молодой стройной зеленоглазой женщиной с каштановыми волосами.
Она посмотрела на меня, затем на часы.
— Вы, должно быть, мистер Лонгмайр?
— Совершенно верно.
— Вы пришли рано.
— Прийти
— Прийти рано означает, что вам придется подождать, — ответила женщина. — Вот. Заполните это, — она пододвинула ко мне пустой бланк.
Я взял его со стола. От меня требовалось написать свое имя, имя моей супруги, род занятий, место работы, домашний адрес, домашний и служебный телефоны и номер страховки.
Я положил бланк перед женщиной.
— Меня зовут Харви Лонгмайр. И я не ищу работы.
— Неважно. Мистеру Чэнсону могут потребоваться эти сведения.
— Мой адрес — почтовый ящик, до востребования, номер моего телефона не внесен в телефонную книгу, я не помню номера страховки, и на этой неделе я числюсь пасечником.
Она улыбнулась:
— К нам нечасто заглядывают пасечники. А чем вы действительно занимаетесь?
— Вас это интересует?
— Очень.
— Стараюсь ничего не делать.
— И это приносит доход?
— Не слишком большой.
— Но достаточный для того, чтобы угостить меня коктейлем в «Эмберсе», скажем, в половине шестого?
— А почему бы не в шесть у меня дома? Вам понравится моя жена. Ее зовут Гекуба.
Она вновь улыбнулась.
— Ну, я сделала все, что могла, — она сняла трубку и нажала кнопку. — Пришел мистер Лонгмайр, пасечник. — Послушав, она добавила: — Он назвал себя пасечником, а не я, — опять последовала пауза. — Хорошо, — и она положила трубку. — Проходите, — она указала на двойные раздвигающиеся двери.
Я направился к ним, когда женщина спросила:
— Вы пошутили насчет Гекубы, не так ли?
— Отнюдь, — ответил я. — Ей дали это имя в честь первой жены ее дяди Приама.
Когда я входил в дверь, она записывала мои слова на чистом бланке. К моему удивлению, я оказался не в кабинете, а в некоем подобии холла английского клуба начала столетия. Несмотря на август, в камине потрескивали поленья, и я не сразу понял, почему мне хочется подойти и погреть руки. Но потом вспомнил, что с помощью кондиционера не сложно поддерживать комнатную температуру на уровне пятнадцати-семнадцати градусов.
Письменного стола я не заметил, лишь библиотечная конторка стояла у стены, обшитой темными панелями. Портьеры темно-фиолетового бархата, толстый розовато-лиловый ковер на полу. Перед выходящими на улицу окнами пара удобных, с подушечкой для головы, кожаных кресел, между ними маленький столик. В таких креслах приятно посидеть после плотного ленча, наблюдая за бегущими под дождем прохожими. Кушетка, на которую так и тянуло прилечь. У камина — небольшой диван с плетеной спинкой и глубокое кожаное кресло. В нем сидел мужчина с раскрытой серой папкой на коленях. Он посмотрел на меня, положил папку на стол рядом со старинным телефоном и встал. Руки он мне не подал, лишь кивнул и знаком предложил сесть на диван.