Желтый саквояж
Шрифт:
– А, теперь вшистко едно [108] … – Зенек поднялся и пощупал развешенную на кустах одежду. – Похоже, высохла. Давай-ка, гайдамака, чего-то думать, ночевать здесь придётся…
Быстренько одевшись, они дружно наломали лапника в случившемся неподалеку молодом ельнике и где-то за полчаса у костра была устроена вполне приличная постель. Заканчивая работу, Зенек неожиданно рассмеялся:
– Слушай, ты ж, кажется, говорил мне, как тебя звать, а то я всё гайдамака да гайдамака. Говори, как лучше?
108
Всё
– Зовите просто Остапом. Иванчук я. А ещё лучше, если паном студентом назовёте. Я ж с политехники…
– Вот оно что… То-то я никак понять не мог, в чём разница между тобой и братом… – покачал головой Зенек и с усмешкой предложил: – Так, пан студент, может, ляжем вместе? Тогда нам двух маринарок [109] хватит. Как, возражений нет?
– Нет, пане поручнику, – Остап тоже улыбнулся. – Если разом [110] , оно даже теплее будет…
109
Курток.
110
Вместе.
Вдвоём они дружно зарылись в своё импровизированное лежбище, и на берегу речушки воцарилась тишина, нарушаемая только едва слышным журчанием воды, да лёгким шумом, долетавшим из недальнего леса. Однако дневное возбуждение пока не проходило, вдобавок парни уже успели отдохнуть и, поскольку сон не шёл, Зенек решил снова затеять разговор:
– А знаете, пан студент, я всё думаю. Попасть в НКВД, это такое… Боюсь, если они нас словят, то не иначе, как у них принято, к стенке поставят…
– Что-то у нас, пане поручнику, думки одинаковые, – фыркнул Остап. – Я тоже ломаю голову, какого лиха они ко мне прицепились?
– Э, пан студент, вы меня удивляете, – Зенек повозился, вытаскивая упиравшуюся в бок ветку. – Непонимание таких дел – нонсенс. Ну, кто вы для них? Украинский интеллигент, то есть националист и немецкий шпион одновременно. А знаете, я теперь вам даже сочувствую. Вести такую борьбу и в конце концов заполучить на шею Советы, это знаете…
– Знаю! – сердито огрызнулся Остап. – Но всё равно мы добъёмся воли! Это наша земля!
– Ах, пан студент, пан студент… – укоризненно заметил Зенек. – Хозяин земли, я вам честно скажу, это тот, кто имеет силу. Сейчас это либо Советы, либо немцы. А у нас с вами, как ни прискорбно, нет ничего…
– Пане поручнику, своя земля даёт силу, – словно убеждая самого себя, ответил Остап.
– Согласен, – вздохнул Зенек и немного помолчав, сказал: – А я, признаться, было подумал, что вы с той дивчиной куда-то собрались. Я ж тебя на перроне засёк и уходить начал, а ты там, у вагона, вроде как столбом встал…
– Вы что, и её заметили? – от неожиданности Остап даже привстал на постели.
– Конечно заметил, – Зенек чуть подвинулся. – Между прочим, она и правда красивая.
– Красивая, –
– Про дороги это ты верно. Завтра мы с тобой, гайдамака, тоже расходимся, – и Зенек, поплотнее прижавшись к спине Остапа, потянул маринарку на себя…
Райотдел НКВД размещался в старинном монастырском здании, почему-то выстроенном полукругом, и это было заметно даже внутри помещения. Во всяком случае, начальнику так казалось и каждый раз, усаживаясь за свой стол, он внимательно смотрел на простенки, пытаясь на глаз определить кривизну.
Скорее всего, таким образом начальник просто слегка расслаблялся, чтобы хоть как-то уменьшить напряжение от навалившейся работы. Хлопот было предостаточно, как говорится, и в окно глянуть некогда, а потому начальник, бросив рассматривать стенку, повернулся к помощнику, сидевшему напротив.
– Ну как, наблюдение на Яблоневой дало что-нибудь?
– Нет, – помощник отрицательно покачал головой. – К сожалению, пока ничего.
– С пани Ковальской хоть говорили?..
– Конечно, говорили, – с готовностью подтвердил помощник и для убедительности добавил: – Обстоятельно.
– Ну-ну… – хмыкнул начальник и вроде как самому себе сказал: – Сначала польского офицера упустили, а теперь, значит, воздух руками ловим…
Какое-то время начальник думал, постукивая по столу пальцами, а потом спросил:
– А по этому саквояжу жёлтому, есть что?
Помощник как-то виновато посмотрел на начальника, а потом сокрушённо вздохнул:
– И тут нет ничего. Пусто…
– Работнички наши… – Начальник ругнулся вполголоса и потребовал: – Докладывай тогда, что есть?
– Тут такое… – оживился помощник. – Если им верить, всё с письма началось. Я это письмо у Ковальской забрал. А там её брат пишет, что, мол, наше всё при нас. Ну, я, конечно, ту пани спросил…
– Ну и что она сказала? – начальник перестал барабанить пальцами по столу.
– Мелочь разная. Бумаги личные. Может, золота трошки.
– Трошки, говоришь? – фыркнул начальник. – А почему трошки?
– Да не было у них ничего такого. Ни денег, ни чего прочего. Ни у её брата, ни у этого Зенека.
– Так… – начальник задумался. – А следователь что говорит?
– А то, что упёрся этот Иванчук, – помощник развёл руками. – Одно твердит: знать ничего не знаю, а поляк вроде уверял, что в саквояже какие-то бумаги были.
– Бумаги? – сразу заинтересовавшись, переспросил начальник. – Может, документы какие?
– Может, – согласился помощник. – Только толку от них? Если документы, то военные. Карты там или приказ какой…
– Ну да, ну да… – начальник сокрушённо вздохнул и заключил: – Война-то, она давно кончилась.
Он снова забарабанил по столу, а помощник, выждав немного, осторожно поинтересовался:
– Ну а с этим Дмитром Иванчуком что делать? Не выпускать же его в самом-то деле…
– Чего так? – начальник с удивлением посмотрел на помощника. – Открылось что?
– Конечно, есть кое-что, – сразу оживился помощник. – Только с другой стороны.