Жемчуга
Шрифт:
У каждого класса должна была быть военная форма. И у многих классов она таки была. Но не у нашего. У нас, как на грех, не было ни одной одержимой мамы, которой не лень строчить по ночам пилотки или матросские воротники, и ни одного отца, который удосужился бы напилить фанерные автоматы в количестве тридцати штук. Поэтому после долгих споров мы решили стать санитарным отрядом. Нарядиться в санитара дело нехитрое – надо просто пришить красный крест на рукав, а девочкам надеть белые платочки. Предлагалось еще пошить сумочку через плечо, но, когда из кабинета труда
С выбором песни опять же возникли разногласия. Наша классная предлагала «У солдата выходной, пуговицы в ряд» [3] , потому что эта песня нравилась ей с детства. Лично я была тоже не против. Но по каким-то таинственным причинам шагать решено было под «Белая армия, черный барон» [4] – песню древнюю, невеселую и вообще не подходящую к ритму маршировки. Вот ее-то мы и стали учить.
За день до выступления, на уроке биологии, в дверь просунулась веселая голова молоденькой учительницы, которая раньше называлась старшей пионервожатой, потом организатором, а потом уж и не знаю как.
3
Первая строка песни «Идет солдат по городу», стихи М. И. Танича, музыка В. Я. Шаинского.
4
Первая строка песни «Красная Армия всех сильней», стихи П. Г. Горинштейна, музыка С. Я. Покрасса.
– Напоминаю: редколлегии сдать газету до завтра.
В редколлегии нас было три человека. Класс заворочал головами и посмотрел на нас с укором.
– А чего раньше не сказали? – высунулся мой сосед.
– А ты с луны упал? Прям как будто в первый раз!
На перемене мы втроем пытались проанализировать ситуацию.
– Да чего там! После уроков пойдем да и сделаем. Делов-то.
– За час сделаем.
– А краски? А бумага?
– Краски на ИЗО возьмем. Ватман сам куплю. Давайте денежку. Только с уроков отмажьте.
После шестого урока оказалось, что ватмана в магазине не было, а учительница рисования коварно припрятала все краски и оставила на виду совсем уж старые, непромытые и разнокалиберные. Больше всего было грязно-белой гуаши – она осталась с Нового года и подозрительно пахла зубной пастой. Бумагу искали долго. Наконец, лаборантка из кабинета физики сжалилась над нами и предложила два куска бесхозных обоев, правда один был испорчен. Обои были пожелтевшие, покрытые узором из ярких розочек, но обратная сторона на одном куске вполне годилась.
Начался очередной мозговой штурм. Мы думали – что нарисовать?
– Надо танк.
– Танк в прошлом году был.
– И что?
– Не надо танк. У седьмого «А» тоже танк. Нам такой вовек не нарисовать.
– Да плевать на седьмой «А»!
– Не, не будем…
– Не тяните резину. Давайте тогда самолет.
Наш
Кошмар начался утром.
Всю ночь мела суровая февральская метель, а к утру на город опустилась первая оттепель.
Сугробы сразу осели, с крыш закапало. Утром мы прибежали забирать газету… и пришли в ужас. Окно было закрыто неплотно, на подоконник намело сугроб снега, а к утру он растаял. Вся вода хлынула на наше художество, и теперь посреди закисшей бурой лужи расползалась бумага с совершенно неузнаваемым изображением.
Мы стояли, открыв рты.
– Да бли-и-ин…
– Что делать-то?
– А что тут сделаешь? Снова надо рисовать.
– Не успеем! Три урока до выступления.
– Да норм! Не позориться же! И так всегда хуже всех… Бегите, девчонки, отпрашивайте с уроков! Хоть какая выгода…
Итак, в запасе было три урока времени, остатки красок и второй кусок обоев. Стоп. Испорченных обоев. Потому что какой-то неудачник уже пытался до нас что-то изобразить на чистой стороне. В нашем распоряжении была только сторона с синими розочками.
– Что? Опять самолет?
– Чем ты его нарисуешь?! Пальцем? Красок нет.
– Белой много…
И тут мы снова встали в ступор. Что можно сделать на двадцать третье февраля с тремя банками подозрительной гуаши и обоями в цветочек?!
Мы думали долго – целый урок. И доказали, что в критический момент человеческая смекалка творит чудеса.
Мы решили нарисовать солдата. Только лицо и плечи. Ну, может, руку еще. Кожу можно закрасить и белым цветом, а кусок гимнастерки – смесью всего, что осталось, под камуфляж.
– А как же фон? Розы ведь!
– А фон закрасим этим, – наш единственный мальчик потыкал ногой бурую лужу. – Порвем на куски и наклеим. Как будто война!
Сказано – сделано. Люди рвали и клеили, я пыталась нарисовать лицо, потому что мне всегда доставались люди.
И тут возникла новая проблема. Проклятый солдат был похож на кого угодно, но не на воина Советской армии. Я старалась. И, черт возьми, я умела это делать. Но теперь у меня никак не шло! Я чиркала карандашом и снова стирала. Солдат не получался. То он был похож на нежную девицу, то на жирного мясника, то на психически больного.
– Да что у тебя за урод!
– Сам рисуй, если такой умный!
Мы бы даже поругались, но уж больно время поджимало. Мой товарищ угрюмо смешивал все краски – старался сделать хаки. Подруга уже начала раскрашивать лицо. Я, чуть не плача, рисовала глаза, нос и рот. С рукой тоже все было плохо. Мы немного полаялись. Локоть стерли, оставили только ладонь – пусть приветливо помахивает. Все очень торопились.
Потом мы положили солдата на парту и сбегали перекусить. За это время он подсох. И очень нас напугал.