Жемчуга
Шрифт:
Ну, куда в школу такую ткань? Ладно – занавески в кабинете домоводства. Хорошо – парадные скатерки. Но и то ведь жуть! А материи еще полным-полно.
Где-нибудь в другой школе странная ткань так и догнивала бы в подвале. Но не у нас. И у меня есть очень сильное подозрение, что идея ее использования принадлежала нашему завучу. А что еще ждать от человека, в сорок с хвостом лет надевающего на свои объемные ножищи леопардовые лосины, а сверху – ярко-фиолетовую блузку; от женщины с розовой челкой и гремучими серьгами до плеч; от существа, которое красило веки прилюдно – прямо пальцем из банки, не заморачиваясь на всякие кисточки?
Я представляю, как обрадовалась эта особа.
А мы в это время спокойно учились себе в седьмом классе. Ничто, как говорится, не предвещало беды.
Мы ждали Первое мая – чудесный, радостный, многоцветный праздник. Мы ждали его даже, пожалуй, сильнее Нового года. Потому что, в отличие от зимнего торжества, этот праздник был полон солнца, тепла, музыки и цветов. Мы готовили эти самые цветы сами – накручивали бумажные пионы и гвоздички на палки. Мы скупали воздушные шары и спрашивали – а где наполняют гелием? И главное: мы шли в этот день рядом с родителями, рядом с их друзьями как равные, шли через весь город до самой площади Ленина, где громко орали «Ура!».
Для нас не существовало никакой политической подоплеки. В тринадцать лет нам, по большому счету, вообще было глубоко наплевать, что происходит в стране.
Главное – выходной. Главное – весело.
Классная собрала нас после уроков, выдержала паузу и важно сообщила:
– Поздравляю! Все девочки седьмых классов Первого мая идут на парад.
– Как на парад?!
– Почему только девочки?!
– Несправедливо!
– А-а! Так вам и надо!
– Счас словишь! Да как так-то?!
Руководительница постучала журналом по столу.
– Тише! Это большая честь! Вы выступаете лицом нашей школы…
У-у-у… началось… лицо школы… великая честь… Я-то хотела идти в колонне с папой и мамой!
– Ти-и-ше! И у вас будут костюмы! Вы же на настоящий парад идете!
А вот это был сюрприз.
– А какие?
– Красивые?
– Ну как вам сказать… Очень!
И вот прохладным ясным утром Первого мая у школы стали собираться довольно крупные девочки, почти девушки. Немного смущало, что нас попросили принести белые гольфы. Детские белые гольфы на полнеющих девичьих ногах, обросших на холодке сизыми пупырышками, смотрелись нелепо. Еще нам велели раздобыть белые блузки. Такого добра у меня, как на грех, не оказалось, и я надела белую рубашку брата, купленную на вырост. Пуговки угрожали лопнуть на груди, поэтому я горбилась, прикрывалась кофтой и смущенно перебирала подмерзшими ногами.
– За-хо-дим! О-де-вать-ся!!!
Мы радостно поднялись в относительное тепло.
И остолбенели, выпучив глаза.
– Быстро, девочки, быстро! Нам еще в город на автобусе ехать!
– На рейсовом? – спросил хмурый голос откуда-то сбоку.
– Нет, специально карету пришлют! Конечно, на рейсовом.
– Нам по городу в этом идти, что ли?
– А ты мне еще покапризничай!
– Боже. За что?
Сорок с лишним девочек облачились в очень короткие и очень пышные кровавые юбки с белоснежными кругами. Худенькие девочки смотрелись в них еще ничего, но крупным юбочки едва прикрывали пышные попы. Мы стыдливо тянули вниз слабые резинки и отупело смотрели друг на друга. Сказать, что мы выглядели глупо, – не сказать ничего.
– Куда?! А банты?
Че-е-го?! Это действительно были банты. Огромные. Двухлопастные. Накрахмаленные. И, естественно, сшитые из того же красного безумия. Их закрепили
– Убейте меня!
– Дурдом!
– Нас арестуют.
– Мы армия клоунов.
– Мы самки Карлсона.
Но самое ужасное ждало нас на выходе из школы. Нас построили парами! По росту!
И вот тут-то как раз подтянулись наши мальчики – их все-таки тоже позвали на парад. Они еще икали от смеха, а наша процессия уже двинулась по ошеломленным улицам. Я оказалась почти в конце и не видела эффекта, который оказывало наше шествие на прохожих. А хотелось бы! Впереди шагали две самые высокие девушки – моя подружка и толстая грудастая брюнетка из параллельного класса. Второй парой оказались рыжая оторва с приводом в милицию и очкастая отличница в пионерской рубашке. Народ останавливался. Народ был в шоке.
На остановке стояли мама с мальчиком лет четырех. Ребенок оглянулся, увидел нас, широко раскрыл глазенки и что было сил дернул мать за юбку.
– Мама! Смотри! Пряники идут!
Это было поворотной точкой. Можно сказать, эта его фраза полностью поломала наше восприятие происходящего. Мы перестали тухнуть и стыдиться бело-красных одеяний. Напротив, мы гордо подняли головы. Пряники идут! Через весь город, на автобусе, снова пешком, поправляя огромные клоунские банты, подвязывая на ходу лопнувшие юбочные резинки, передавая из рук в руки красную помаду – пряники так пряники! Мы шли строем, стараясь по возможности попадать в ногу.
И когда дошли до трибун и подняли головы на совершенно незнакомых важных людей, то и на их лицах прочли то же радостное недоумение, что округлило глаза мальчика. Пряники!
– Ура!!! – орали мы каждую секунду. – Ура!!! Да здравствует! Первое! Мая!
Не-эпилог
Мы пришли огромной толпой. Нас было много. Мы бегали, кричали, обижались, хлопали дверьми, ссорились, плакали. Мы радовались, смеялись и восхищались. Мы были – по отдельности и вместе. Так живут клетки в едином теле.
А вы были – где-то. Это потом, спустя несколько лет, вы разглядите каждого. И может быть удивитесь.
Однажды меня послали отнести записку. Я долго плутала, робко спрашивала у взрослых – куда идти? где искать?
В кабинете, куда меня направили, шел урок литературы. Я осторожно заглянула в приоткрытую дверь. У доски стояла девочка – она рассказывала стихотворение.
А люди разве не цветы? [6] О, милая, почувствуй ты…6
Здесь и далее – «Цветы», С. А. Есенин.
– Стоп! Так нельзя, ну что ты… Послушай…
А люди разве не цветы? О, милая, почувствуй ты, Здесь не пустынные слова. Как стебель тулово качая…И голос был другой – не как на линейке. Те же самые слова – по-другому.
А люди. Разве? Не цветы?!Стихотворение было странным. Его хотелось слушать. Но оно было совсем маленьким и быстро кончилось. А потом выступали другие дети. Но мне было некогда, да и не интересно их слушать. То, что стоило послушать, уже прозвучало.