Жемчужина дракона
Шрифт:
— Ах, я уже под вами?
Он засмеялся, а меня так и распирало от злости.
— Рано или поздно, ты все равно окажешься подо мной, — опять зашептал он мне на ухо.
— О чем это вы? — спросила я, выгадывая время на размышление — что сказать и как повести себя.
— О том, что я уже знаю, чью головку украсит корона герцогов ди Амато, — сказал он.
— Наверняка, счастливица — леди Анна, — сказала я торопливо.
— Нет, голубушка, это ты, — заявил он без обиняков.
— Неожиданно, — признала я. — Что ж, кому-то придется научить вас смирению. Кстати, у преподобного Антонина есть прекрасный манускрипт о смирении плоти и духа, я с удовольствием
— С удовольствием послушаю твое чтение, — пообещал он. — Встанешь на колени, станешь читать, а я пристроюсь сзади и буду… каяться.
Мне стоило большого труда не влепить ему пощечину. Но в присутствии драконьего семейства это было бы крайне безрассудно.
— Разве вам не интереснее будет… каяться вместе с госпожой Кавалли? — спросила я. — Она стоит у стены и испепеляет вас взглядом.
— Дыру не проглядит, — не остался в долгу Ланчетто. — Она хороша, конечно, но тоже сонная корова, а мне больше по душе резвые телочки.
— Смотрю, вы вообразили себя племенным быком?
— Скоро посмотришь на мое достоинство и найдешь, что между нами много общего, — пообещал он.
— Вот как? — насмешливо произнесла я. — Мое достоинство невозможно увидеть, оно в моей душе. А ваше?
— Маленькая язва! — опять рассмеялся Ланчетто. — Но я говорил не о тебе, а о быке. И в свое время я с удовольствием помычу над одной рыжей телочкой, которая вообразила, что у нее выросли рога, и пытается бодаться.
Танец закончился, и герцог отправился приглашать очередную претендентку на его руку, сердце и бычьи достоинства. Я вернулась к дяде, и он тут же вцепился в меня:
— Почему он так хохотал? Что такого смешного ты ему наговорила?
— Пыталась обратить его на путь истинный, — ответила я кисло, — но, боюсь, у нас с герцогом разные представления об истине.
— Ты что за игру затеяла? — зашипел дядя угрожающе. — Ты что, хочешь ему понравиться?!
— Вы не только предатель, но еще и глупец, — не сдержалась я.
В это время король Рихард посмотрел в нашу сторону, и мы с дядей немедленно изобразили радостное подобострастие.
Я надеялась, что танцев с женихом больше не будет, но герцог был неутомим и пошел по второму кругу. Когда настала моя очередь, я снова выслушала порцию скабрезностей и отвечала, уже не сдерживая презрения, но господина Ланчетто это только забавляло. С огромным удовольствием я бы сбежала с этого богатого праздника, отговорившись недомоганием, но ожидался еще фейерверк. Я никогда не видела фейерверка, но слышала рассказы о нем. Огненные цветы распускаются в небе — удивительно! И мне очень хотелось хоть одним глазком посмотреть на это чудо.
Танец закончился, и мы с герцогом поклонились друг другу. Как и полагается по этикету, он проводил меня к тому месту, откуда пригласил (мой отец называл это — взял рюмочку, поставь обратно на полочку), и где должен был находиться дядя, но барон де Корн отлучился не понять куда, а герцог, похоже, не собирался прерывать общение.
— Посмотрим на фейерверк вместе? — предложил он, не отпуская мою руку.
— Не вижу в этом необходимости, — сказала я и пошевелила пальцами. — Отпустите меня? Булавка расстегнулась и страшно колет.
— Может, я помогу с булавкой? — герцог Ланчетто поглядывал на меня так многообещающе, что
— Наверное, нам надо объясниться, — сказала я доверительно и поманила его, чтобы наклонился, что он и сделал, поглаживая мою ладонь. — Вы мне не слишком нравитесь, — сказала я, — нет в вас ни смирения, ни божеского почтения. Если стану вашей женой, я уделю вашему перевоспитанию особое внимание. Есть хорошее средство для исправления прочного нрава — молитва, пост и воздержание. А если вы не удалите свою любовницу — госпожу Кавалли, я ее отравлю. Я знаю травы. Кстати, для смирения плоти, чтобы не впадать во грех, я знаю отличный рецепт чая на душице. Выпьете его — и месяца два будете думать только о небесах и молитвах.
Я думала напугать его, но герцог только блеснул глазами и зубами.
— Послушай и ты меня, апельсинчик, — сказал он, подражая моему тону. — Драконы всегда получают, что хотят, а я захотел тебя. Но тебе понравится, обещаю. Не пройдет и месяца, как я обращу тебя в свою религию.
— Вот это точно — вряд ли! — ответила я и задергала рукой. — Отпустите меня.
Некоторое время он потешался, удерживая мою ладонь, а потом резко разжал пальцы.
Это произошло так неожиданно, что я потеряла равновесие и отступила на два шага, налетев на кого-то спиной. Я больно ударилась позвоночником, как будто этот кто-то был сделан из камня, в глазах потемнело от боли, и тут же я получила хороший тычок в плечо.
— Глаз у вас, что ли, нет?! — раздался гневный окрик. — Какая вы неуклюжая!
Оглянувшись, я увидела слепого лорда Тристана — он проходил мимо, и это его я толкнула, а голос принадлежал его спутнице Милдрют, и она же толкнула меня — крепко, один раз, и второй. Сейчас она смотрела на меня со злостью, из черных глаз только искры не летели.
— Ничего страшного, все в порядке, — примирительно сказал лорд Тристан, шаря в воздухе перед собой. — Я же не развалюсь, в конце концов.
Милдрют поймала его руку, положила на сгиб своего локтя, и они пошли дальше. Некоторое время я слышала их разговор: «Девушка не виновата», — говорил лорд Тристан, а Милдрют недовольно возражала ему.
Я посмотрела на ухмыляющегося Ланчетто, испытывая желание выцарапать ему глаза, и чопорно сказала:
— Вы еще, может, и одержимы. Вам надо не только поститься, но и проехать по святым местам. А лучше — пройти пешком, босиком и в рубище, — после этого я юркнула в толпу гостей, стараясь затеряться среди приглашенных дам и кавалеров.
Я опасалась, что герцог будет преследовать меня, но этого не произошло, и вскоре я увидела его танцующим с Анной Божоле.
Дядя не появлялся, и я решила скрыться, от греха подальше, чтобы не искушать герцога. Кто знает этих драконов — может, они ищут набожных жен? Чтобы они уравновешивали их пороки.
Выйдя из общего зала, я проплутала коридорами и оказалась на открытой террасе, где произошло мое неудачное знакомство с лордом Тристаном и его воинственной Милдрют. Хотя, почему — неудачное? Все могло закончиться гораздо хуже. Цветочный горшок мог пробить господину голову, и тогда Милдрют свернула бы шею мне. Я усмехнулась, вспомнив, с какой горячностью она его защищала, и как нежно водила за ручку.
Проверив, нет ли рядом других цветочных горшков, я устроилась на перилах, наслаждаясь видом ночного моря. Луна уже взошла, и море походило на расплавленное серебро, отражая лунный свет каждой волной. Все же, удивительный край — душистый, свежий, пьянящий, как хорошее вино.