Жемчужина Зорро

Латышева Рамина

Изабелла вышла из тени деревьев и расположилась за полосой фигурно постриженных розовых кустов, ограждавших с трех сторон площадку с качелями, щедро обвитыми цветущим плющом. Это позволяло ей видеть все происходящее как на ладони, однако расстояние все же было достаточно велико, чтобы можно было беспрепятственно слышать речь. Те обрывки фраз, которые иногда доносил до Изабеллы прохладный ночной ветер, не давали ей составить полную картину. Да она и не смогла бы. Потому что все, что случилось после того, как из дома вышла Катрин Родригес, уже было неважно.

Это была прекраснейшая из женщин, равная по прелести сеньоре Камелии Линарес, в свое время считавшейся самой

красивой женщиной Эль Пуэбло. Они даже были несколько схожи, и от них обеих невозможно было отвести взгляд. Катрин была женщиной с картины, гордая, строгая, с безукоризненной фигурой и чертами лица. У нее был мелодичный, поставленный голос, очаровательная улыбка и мягкие, струящиеся движения. Она вся была олицетворение достоинства и женской грации. Ее аристократический наклон головы, ее поистине королевская осанка, походка, выверенный взгляд – в ней все было идеально. Это была женщина Зорро.

Она была старше его. Намного. Возможно, что больше, чем на десять лет, как сообщила в свое время Керолайн. Но она была потрясающе красива и притягательна, и не было смысла пытаться это отрицать. Она знала себе цену и цену мужчине, который сейчас находился рядом. Она не пыталась выглядеть моложе или отвлечь внимание от возраста нелепыми нарядами, прическами и горой драгоценностей. Катрин вышла на встречу к Зорро в длинном темно-синем платье обычного облегающего покроя со скромным пятиугольным вырезом. Ее черные волосы были убраны в аккуратную прическу, а шею и руки украшала пара цепочек. Но она была великолепна. Как картина, как безупречная статуя…

Изабелла смутно слышала их разговор, пару раз уловив в нем среди прочего знакомые "сектора", "Исток", "Пещеры" и "Бернардо". Было также что-то похожее на "Гранит", "Закат" и "Пять углов". Катрин назвала имя Лукарда и еще какого-то Хуана дель Мар в одном предложении с Шарлоттой. Зорро упомянул Монте, Фиону и некоего Бенджамина. В общем же и целом Изабелла не поняла совершенно ничего. В отличие от той, которую сейчас целовал ее покровитель… Женщина Зорро была в курсе всех его дел.

Она легко обнимала его одной рукой за шею, другую же Зорро не отдалял от своих губ дольше, чем на несколько секунд.

Они поговорили об известных лишь им двоим вещах около десяти минут и затем, похоже, переключились на исключительно личные темы. Не нужно было слышать всего разговора, чтобы понять по легкому наклону головы Катрин и произнесенному ею "сеньорита Мария Гонсалес" о том, что она иронично упрекает Зорро в какой-то посторонней связи, на что молодой человек парировал неким "Паоло Пуэртас" и ознаменовал этим окончание так и не развернувшейся семейной драмы.

Они были потрясающей парой – яркой, красивой, опытной, – и Зорро не мог бы выбрать себе более подходящую спутницу. Они понимали друг друга с полуслова, казались единой командой без скрытых друг от друга личных интересов и, как ненароком обронил Рикардо, являли собой долгие и весьма прочные отношения. Хотя чего еще можно было ожидать от того, малейшая ошибка которого могла стоить жизни не только ему самому, но и безразмерному количеству связанных с ним людей?

Изабелла уже давно хотела уехать обратно, потому что увидела то, что в глубине подсознания и так ожидала увидеть, однако ее движение не могло остаться незамеченным, поэтому она была вынуждена сохранять свою позицию еще немалое время. Девушка пыталась отвернуться, закрыть глаза, смотреть на то же звездное небо, на которое смотрели и расположившиеся перед ней любовники и которое именно сегодня было чрезвычайно красочным и разнообразным, но всеобъемлющий страх перед собственным обнаружением вынуждал ее ежеминутно

возвращаться к объектам наблюдения и продолжать держать их в поле зрения.

Они играли, ловили взгляды, губы и руки друг друга, о чем-то шутили, смеялись, в общем, прекрасно проводили время и имели на это полное право, являясь друг для друга столь значимыми и красивыми партнерами.

Изабелла не была уверена, показалось ли ей, что она услышала от Катрин какое-то возражение, однако в следующий момент качели уже были пусты, а пара оказалась на душистой траве в опасной близости от границы розовых кустов. Девушка практически окаменела, осознав, что взгляд Зорро за долю секунды до того, как он надолго заставил замолчать Катрин жарким поцелуем, скользнул по благоухающим кустам именно в том направлении, где располагалась шпионская засада. Изабелла почувствовала, что у нее отнялись ноги. Мог ли он заметить ее? Ведь она сидела на своем месте совершенно без движения и, кажется, даже не дышала.

Впрочем, еще через пару мгновений и это стало неважно.

– Была ли хоть одна женщина, не поддавшаяся этим глазам? – донесся вместе с легким дуновением ветра тихий задумчивый голос Катрин.

Изабелла не услышала, что сказал молодой человек, зато еще через некоторое время его голос низко и бархатно произнес, что он ни с кем не собирался ее делить. Видимо, это было ответом на заявление Катрин о том, что кто-нибудь мог увидеть их из окон гасиенды. Они еще о чем-то негромко поговорили, перемежая слова с чувственными ласками, и когда Изабелле уже начало казаться, что она останется здесь до скончания веков, потому что любовники не могли оторваться друг от друга ни на миг, Зорро наконец подхватил Катрин на руки и удалился в сторону дома…

Изабелла закрыла за собой дверь его комнаты и уткнулась невидящим взором в одну из стен затемненного помещения.

Неужели он был таким со всеми? Таким же нежным, таким же чутким, таким же осторожным. Изабелла помнила, как он позволил Катрин опрокинуть себя на спину в ответ на какое-то собственное заявление, которое, по всей видимости, должно было не понравиться его избраннице. Это смотрелось частью игры, однако девушка понимала, что он сделал это лишь для того, чтобы дать возможность Катрин лечь к нему на грудь и не дать ей коснуться рукой земли. Он скинул свой плащ и во время все тех же любовных соревнований незаметно переместил на него прекрасную соперницу, чтобы какая-нибудь острая травинка не могла ее поранить. И он снял с ее волос заколку не ради красивого жеста, а чтобы, коснувшись ее головы, случайно не сделать ей больно. Он обращался с ней так, словно она была сделана из стекла и одно неверное движение могло причинить ей непоправимый вред.

Почти на ощупь из-за расплывающейся перед глазами картины девушка дошла до Арабики и запрыгнула в седло, неожиданно сильно сжав бока верной помощнице. Кобылица испуганно заржала и рванула вперед. Этот звук вполне мог быть услышан из гасиенды через открытое окно, но Изабелле было уже все равно. Через несколько секунд она оказалась на главной дороге, а еще через полчаса Арабика сама привезла ее домой…

В комнате Зорро горела всего одна свечная арка из четырех. Скорее всего, Бернардо собирался сделать здесь уборку, потому что, судя по сгоревшей части свечей, они были зажжены практически перед его уходом. Этим же, наверное, можно было объяснить и незапертую дверь в комнату молодого человека. По всей видимости, у слуги было столько обязанностей и заданий и часть из них совершенно спонтанных, как, например, то, которое Зорро дал ему перед отъездом, что иногда Бернардо был не в состоянии завершить все свои начинания.