Жемчужница

Anice and Jennifer

– Посидим так немного, – отстранённо проговорил Тики, надеясь, что он не звучал, как мальчишка, которому не терпится наконец уже присвоить себе свою любимую, потому что, кажется, именно так он себя и чувствовал. Похотливый и нетерпеливый идиот.

Алана с несколько секунд смотрела куда-то в сторону, напряжённая, сжавшаяся, такая же нетерпеливая, как и он сам, и с хитрой улыбкой протянула:

– Но заметь: это не я начала.

Тики ухмыльнулся в ответ и пожал плечами, погружаясь в прохладную воду по пояс и не выпуская русалку из объятий. Вокруг них кругами затанцевали кровяные разводы, серебряная чешуя переливалась

алмазами в лунном свете, и мужчина не мог перестать любоваться полностью раскрытым ему навстречу телом – Алана, конечно, всё понимала, прекрасно всё понимала, но всё равно тянулась к нему, всё равно отдавала себя без каких-либо протестов.

– Трудно, знаешь ли, было сдержаться, – хохотнул Тики, надеясь, что холодная вода всё-таки сделает своё дело, и принялся отмывать девушку от крови.

Удержать себя в узде полностью он не смог, конечно. Все равно целовал, с восторгом ощущая, как русалка скользит языком по его пораненным о чешую губам, все равно прижимался ртом к трепещущим жабрам, все равно гладил и целовал грудь. Эту нежную кожу и эти драконовы – драконовы! – соски, твердые как жемчужинки. И Алана дрожала, дрожала, дрожала, прижимая его голову к своей груди и выгибаясь.

И – светлея.

Когда они выбрались наконец из воды, Тики был насквозь мокрым и счастливым до одури, потому что его русалка неожиданно превратилась в пленяющую его своими стонами сирену, а ночь была лунной и теплой и даже почти не ветреной. Мужчина любил ветер, но точно уж не тогда, когда только вышел из холодной проточной воды.

Закутавшись в поднятый с травы ханбок, Алана прикорнула у него на плече, пока они шли к лагерю, и едва слышно напевала что-то себе под нос. Костер догорал, когда они показались на поляне, и у огня виднелась только одна фигура, знакомая и заметная в своих собственных мрачности и бессилии.

Заметили их не сразу – только когда Тики подошел и капнул брату на макушку водой, стекающей со своего хвоста. Тогда только Неа встрепенулся и вскинул голову, отрываясь от созерцания умирающих всполохов.

– А, это вы… – тускло выдал он. – Мана уложил Изу спать, пока вы резвились, гулены, так что можете не беспокоиться.

И столько тоски было в его голосе, что Тики, не сдержавшись, потрепал брата по голове, пытаясь уверить его, что всё будет хорошо. Он же и правда надеялся, что у близнецов всё наладится, потому что Мана, кажется, осознал свою ошибку и пытался как-то её исправить – ходил последние дни тоже как контуженный, ни на что не реагировал и постоянно о чём-то думал. Проблема, правда, была в том, что надумать он мог немного (или много) не то, что требовалось, но тут уж Микк ничем помочь не мог.

Неа бесцветно хмыкнул, даже не норовя сбросить с макушки чужую руку, и Алана, взволнованно переглянувшись с Тики, присела рядом с ним на колени.

– Тебе бы тоже поспать, а то напоминаешь дохлого дельфина, – обеспокоенно проговорила она, и Микк всё-таки закатил глаза, удивляясь её ассоциациям. Неа, однако, глухо хохотнул, отчего-то рождая в груди эту драконову волну ревности, которая всегда появлялась, когда девушка находила общий язык с братом, и покачал головой.

– Я лучше в дозоре пока побуду, мне всё равно не спится.

Тики цокнул языком и чисто машинально поправил чуть сползший с девушки жакет. Неа совершенно необязательно знать, чем они занимались и что вообще

произошло, потому что это его Алана. Егоегоего. И Микк никому ее не отдаст, трепещущую, теплую, ласковую и пахнущую морем.

– Предаешься самобичеванию? – поинтересовался он, присаживаясь рядом.

Неа дернул плечом и стрельнул в них с русалкой подозрительным взглядом.

– Мана – придурок, считающий меня больным, а я – больной им неудачник, - коротко отозвался он, криво улыбаясь. – Так что в чем-то он прав. А вы-то… – тут мужчина лукаво прищурился, словно отрешаясь от своих проблем в пользу чужих, и смерил их новым взглядом, наверняка отмечая ссадины и синяки у девушки на шее. – Вы-то чем там занимались? А то, я смотрю…

– Маленьким детям рано о таком знать, - Алана сверкнула белозубой улыбкой и щелкнула его по носу, тут же поднимаясь на ноги. – Так что потерпи до той поры, пока у тебя не появится твой собственный сярк.

Неа ошарашенно уставился на неё, явно не ожидая такого ответа (чего уж там – Тики тоже, если честно, не ожидал), и непонимающе нахмурился, словно пытаясь вникнуть в смысл неизвестного слова, но в итоге закатил глаза со вздохом.

– Ну как скажешь, – наигранно побеждённо согласился он, вызывая на губах (покусанных, красных, припухших) улыбку (искреннюю, ту, в которой наконец не было этой выливающейся из неё водопадом грусти), и Алана, быстро клюнув его в лоб, по-дружески потрепала мужчину по волосам.

– Ложись спать, Неа, Тим присмотрит за лагерем, – удивительно спокойно, словно бы сыну разъясняла что-то, сказала она, кивнув в сторону тут же расправившего крылья духа (что это за дух и какого дракона он к ним прицепился Тики никто так и не объяснил), и, вновь подарив остолбеневшему Уолкеру мягкую улыбку, направилась к шатру, довольно потягиваясь.

Неа перевёл шокированный, но наполненный какой-то восторженной благодарностью взгляд на Тики, отчего ему стало даже слегка не по себе (за что его благодарить?), и хотел уже что-то сказать, но лишь проводил потерянным жестом уже скрывшуюся девушку, явно решившую, что Микку нужно было о чём-то переговорить с братом (и ведь права же была), и покачал головой с расплывающейся на лице глупой улыбкой.

– Как скажешь, – глухо повторил он со смешком.

– Она просто чудо. Тебе не кажется? – Тики подбросил в костер дров и легким порывом ветра раздул пламя, расслабленно растягиваясь на траве и прикрывая глаза. Губы еще горели, и в паху – горело.

И это было опасно затевать, но оно того стоило. Он ужасно давно хотел так ее приласкать. Увидеть ее реакцию – как ошеломленно приоткроется девичий рот, как расширятся глаза, как порозовеют щеки.

– Еще бы, – Неа коротко усмехнулся, искоса наблюдая за ним заблестевшими хитростью глазами. – После такого-то бурного свидания. А она на тебе ссадин не оставила? Чем вы занимались, и правда?

Тики фыркнул. Нашел о чем спрашивать, идиот несчастный.

– Не слышал госпожу русалку? – вскинул брови он. – Я не делюсь своими постельными подвигами, если ты помнишь.

Старший Уолкер завел глаза.

– Ах да, как я мог забыть. Вот только… – он задумчиво надул губы, – как мы представим ее в столице? Народ ведь о недуге отца ничего не знает. А зачем целитель здоровому человеку?

– Заморская гостья?

– Твоя невеста?

Тики закатил глаза, недовольно скривив губы.