Жемчужница

Anice and Jennifer

Жрица.

Мужчина встал с Неа спиной к спине и выпустил из ладони новый поток ледяного ветра, чувствуя, что в этой бешеной гонке с чудовищами, которым был явно не ровней, начинает медленно, но верно выдыхаться.

Алана была верховной жрицей.

Но разве верховными жрицами называют не морских царевен? И если Мари назвал ее так, то она… дочь морского царя?..

Тики основательно затрясло. От напряжения — и от злости. На нее — и на самого себя.

Сциллу закрутило, зашвырнуло на несколько километров прочь, и брат уважительно хохотнул, вот только на свой успех Микк совершенно не обратил внимания.

Все его мысли занимала Алана — русалка, у которой непонятно что в голове, которая ничего ему не сказала, и словом себя не выдала даже в самый откровенный момент.

Которая была царевной.

Не значило ли это, что мужчине ждать от нее взаимности просто нечего? Возможно, не будь она царской дочкой, у него и был бы какой-то шанс, но теперь… Ведь у морского народа другие законы, они живут иначе и в этом нет ничего дурного — и ничего хорошего.

И… Самое гадкое было в том, что Алана им не сказала. Потому что если сказала бы — Тики сразу смог бы настроить себя на рабочий лад. Царевна — отлично, руками не трогать.

Старший Уолкер толкнул его локтем в бок и заорал что-то. Кажется, про то, что еще немного — и его сожрут. И прав был, пожалуй, потому что Микк отгонял огромные собачьи головы от корабля все больше на автомате, и как не попался на зуб Сцилле — еще непонятно.

Ветер и море, их русалка оказалась царевной. Последней морской царевной, потому что всех остальных убили ещё с четыре века назад. Тогда становилось понятно, почему океан так бушевал всё это время! Они буквально крали последнюю наследницу морского престола из-под носа царя!

Тики в гневе сжал челюсти, не понимая, на кого в нём злости больше — на саму Алану, промолчавшую о таком важном факте, или же на себя, что пошёл на поводу у Адама и отправился в это дурацкое путешествие.

…из-за него пострадала морская царевна. Из-за него она лишилась возможности вернуться к океану и исправно исполнять свои обязанности.

И это совершенно выбило из колеи, ещё глубже загнав в вину, словно в огромный котёл с кипящей жижей, из которой было невозможно выбраться.

Тики глубоко вздохнул, чувствуя себя ужасно слабым, лишившимся всех сил в одно мгновение, и заметил, как Неа кинулся перед ним, отталкивая Сциллу порывами мощного ветра.

— Ты чего на месте стоишь, змеев сын, скользкое ничтожество?! — в бешенстве заорал он — и отвесил Микку хорошую пощечину, заставляя прийти в себя. — Тебя же чуть не сожрали только сейчас!

Тики дернулся от удара, заторможенно ощущая, как загорелась щека, и…

И замер, завороженный. Потому что Сцилла, чья огромная собачья голова уже нависла над ним жуткой тенью, ощетинилась и остановилась, словно бы замороженная чистым высоким пением.

— Алана! — Мари сердито громыхнул доспехами и шагнул было Тики за спину — туда, где располагался спуск в трюм — но тоже замер, будто бывший просто не в силах и с места сдвинуться.

Будто своим пением Алана замораживала не только Сциллу, но и всех, кто находился на Марианне.

Микк нашел в себе силы (с неимоверным сопротивлением — как если бы его внезапно облили жидким камнем) повернуть голову — и увидел, как Алана, поддерживаемая морской волной, действительно похожая на царевну и сияющая серебряной чешуей, застыла на палубе.

Собачьи морды склонились перед ней, обрушившись

на палубу все как одна и едва не проломившие пол, и замерли.

Тики заворожённо проследил её тонкую бледную фигуру, всё также покрытую синяками и укусами, отчего гнев и вина забурлили в нём подобно вулкану, и остановился взглядом на серебряном хвосте, когда-то с пышными парусообразными плавниками, а сейчас — с двумя бугрящимися длинными ранами по бокам.

Алана продолжала петь, и столько было в ней напряжения, столько было в ней чего-то необъяснимого, тревожного и болезненного, что мужчина хотел обнять её и успокоить, прижать к себе, как несколько дней назад, погладить и расслабить, освободить от каких-то своих мрачных мыслей.

Вдруг собачьи головы скрутились, словно бы вобрались сами в себя, а само чудище стало стремительно уменьшаться (Тики заметил, что нижняя часть тела у Сциллы напоминало чем-то угря), и на палубе прямо перед русалкой в глубоком поклоне склонилась невообразимой красы девушка с длинными каштановыми волосами, вся покрытая чёрной чешуёй, похожей на змеиную. Она не шевельнулась даже тогда, когда Алана, до этого с прикрытыми веками, одарила её необычайно злым и ненавидящим взглядом — только крупно вздрогнула словно в страхе, но не двинулась с места.

Русалка пела, и её чарующему голосу подчинялись все: и моряки, и Мари, и Неа с Тики, и само море. Потому что ощерившиеся на Марианну волны успокоились, а пугающая бездна скрылась под просветлевшей гладью. И через борт перевалилась, видимо, и Харибда — существо с длинным хвостом, отдалённо похожее на человека, всё тёмное, непропорционально кривое и одновременное плавное, словно падающие штормовые волны, с пенящимися прядями и большими влажными глазами.

Харибда, по рассказам старых моряков, была самим водоворотом — буквально засасывала корабли в свою пасть, подчиняясь любому приказу морского царя и ни на мгновенье не отступая от своей службы ему.

Так произошло и сейчас — только увидев Алану, поющую и прекрасную, опасную и разъяренную, похожую на морскую богиню до дрожи в пальцах, она слабо потянулась к ней чем-то напоминающей щупальце рукой и залопотала что-то на русалочьем языке почти умоляюще. Однако жалости русалка не знала — взмахнула рукой, и тут же потоком воды Харибду отшвырнуло к борту, ударив скользкой спиной о дерево.

Сцилла дернулась так, словно о борт приложили ее саму, вскинулась — и зачастила, прижимая руки к обнаженной, как и у всех русалок, груди что-то непонятное — на родном языке, в котором Тики почти ни слова не понимал. Однако… Сцилла словно бы просила за уродливое существо, лежащее без движения. Бессмертное, по байкам тех же стариков, которые Микк любил слушать в детстве, и наверняка до ужаса несчастное в собственном же бессмертном уродстве.

— Она просит не причинять боль сестре, — тихо объяснил мужчине остановившийся рядом Мари. — И хочет вернуть домой ее высочество, потому что отец гневается и боится.

— А что же отвечает сама госпожа верховная жрица? — обида жгла, но Тики старался ее задавить на корню — потому что Алана, будучи раненой и совершенно убитой собственным состоянием, пришла спасти их и ради этого даже срастила хвост, хотя и ног лишний раз показывать желанием далеко не горела, считая их уродливыми и ужасными.