Жемчужница

Anice and Jennifer

Она была красивой из-за Тики, да? Потому что он был с ней рядом, сидел за ее спиной, служа огромным соблазном (ужасно хотелось прижаться к его торсу) и вот так глядя на ее отражение из-под ресниц.

— Нравится? — наконец осторожно поинтересовался мужчина, и девушка усмехнулась.

— Очень… — и вдруг выдохнула, сама от себя такого не ожидая: — Скажи, Тики… я красивая? Хоть немного?..

Мужчина дёрнулся и как-то неверяще воззрился на её отражение, проводя взглядом по телу, останавливаясь на мгновение на нём и сразу же стыдливо отводя глаза в сторону.

— Ты ужасно красивая, — наконец выдохнул

он и неуверенно хохотнул, в каком-то смущении сглатывая и стискивая пальцы на её плечах. — Намного красивее всех девушек, что я когда-либо видел, — тихо признался Тики, всё же посмотрев в глаза её отражению, и Алана почувствовала, как губы предательски дрожат и как нестерпимо ей хочется ощутить объятия этого человека.

Она коротко рассмеялась, ощущая себя очень странно — с этим томлением, с этим… постыдным словно бы набуханием, потому что изнутри нижнюю часть живота будто бы распирало, — и поёрзала на кровати, растерянно прикрываясь ногами, стискивая бёдра в каком-то незнакомом, но ужасно естественном жесте, и желая одновременно и прикрыться, что спрятать себя от ласкающего мягкого взгляда Тики, и прижаться к мужчине нагим телом.

И эти мысли были такими развратными, такими непередаваемо пошлыми, непривычными для Аланы, что она просто не знала, куда себя деть.

— И в меня… — она сглотнула и вскинула голову, глядя на мужчину снизу вверх и напрямую ловя его взгляд, — можно влюбиться?

Тики на секунду прикрыл глаза, почти зажмурился, словно перед нырком в воду, но тут же снова посмотрел на девушку и едва заметно кивнул. Будто бы… что? Его смущали подобные разговоры с ней? Не нравились ему?

Сама Алана ему не нравилась? Ведь он… он же посмотрел на нее — окинул взглядом вот так, долгим, почти томным, почти оценивающим — только после того, как она спросила его об этом.

Красива ли она? Можно ли влюбиться в нее?

Есть ли шанс, что когда-нибудь Тики будет в нее влюблен?..

— Не сомневайся, — наконец отозвался мужчина вслух. Он охрип слегка, но от этого его голос делался только глубже, и это совсем не мешало понимать его хорошо. И эта короткая фраза… родила в ней еще один порыв откровенности. Он накрыл ее как волна.

Алана тихо рассмеялась, не отрывая взгляда от лица мужчины и ощущая одновременно и неимоверное облегчение, и где-то… разочарование?.. оттого, что он никогда не коснется ее. Так, как касается в постели мужчина женщины.

— Однажды Линк сказал, что я похожа на ледник, — выдохнула она. — Я похожа на ледник, Тики?..

Когда Микк коротко замотал головой и прижал ее спиной к своей горячей груди, на секунду ей показалось, что она могла бы предать обычай.

Сейчас ей было плевать на этот обычай — на то, что невинность у русалки имеет право забрать только её жених или муж. Плевать на то, как кем она станет в глазах народа и собственного отца. В своих глазах — потому что жалеть не будет. Потому что, возможно, Тики был единственным, кто за эти четыре века так ласково и трепетно прикасался к ней.

Иногда это напоминало то, как Мари нежничал с Мирандой, и Алана от таких мыслей сразу же заливалась краской и просила себя не думать про это.

Но это ей сейчас было плевать. Сейчас, в этой комнате, в его руках, с этим томлением во всём теле, этим… ожиданием, жаждой.

Что же она подумает о себе

потом? Когда это наваждение спадёт? Когда придёт время отдавать себя Линку?

Алана прикрыла глаза, ловя кожей тепло Тики, и выдохнула.

Наверное, она будет себя чувствовать какой-нибудь куртизанкой — Элайза рассказывала, что у людей были странные заведения для постельных утех, где девушки продавали свои тела самым разным мужчинам. Помнится, она тогда ещё с удивлением поинтересовалась, а не куртизанка ли их отец, потому что у него тоже было несколько жён, на что сестра расхохоталась так оглушительно, так весело и заразительно, что в итоге смеялись все собравшиеся.

Но сейчас русалкам запрещалось отдавать свою девственность тритонам, которые не собирались становиться их мужьями. Мариан говорил, что это ради безопасности самих жриц, их душевного спокойствия, защиты — после начала войны их осталось в несколько раз, чем меньше тритонов, отчего те морских дев лелеяли и охраняли не хуже манты, который корпел над своими сокровищами.

— Ты похожа на коралл, — вдруг выдохнул Тики, вырывая Алану из своих размышлений и воспоминаний, и девушка удивлённо подняла взгляд, натыкаясь на мягко горящие золотые глаза. — На белый коралл из восточных морей, — улыбнулся мужчина, проведя пальцами по одной из кос и ненароком касаясь покрывшейся мурашками кожи. — Но можно вплести красные ленты, — поспешно пробормотал он, на мгновение смутившись чего-то, и закусил губу, — если ты хочешь быть красным кораллом.

— А почему именно красные? — всё же полюбопытствовала Алана, любуясь его лицом — свежим, красивым, тонким и одновременно резким, каким-то хищным, с родинкой под глазом, придающем ему какую-то слишком странную черту, отчего внутри у девушки всё трепетало при одном только взгляде на неё, и массивной серьгой в ухе.

— В Поднебесной красный и золотой надевают незамужние девушки, — ответил Тики с улыбкой, и она удивлённо подобралась, а потом рассмеялась, замечая его непонимание, но не в силах себя остановить.

— Впервые была на суше, — чуть отсмеявшись, начала она, — когда Элайза играла свадьбу. Дориан вплёл мне красные ленты и заставил надеть жёлтый ханбок, а я постоянно путалась в нём и падала, из-за чего он потом весь вечер меня на руках носил! — задорно хохотала Алана, вспоминая те счастливые времена. — Ох, как же я любила этого человека! При любой возможности на него вешалась, хотя, манта подери, все мы, кому не было за триста, вешались на него, представляешь?

— Он был таким добрым? — хмыкнул мужчина, мягко сияя глазами — и так и не отпуская ее. Алана откинула голову ему на плечо, чувствуя, как щеку щекочет мягкий завиток черного локона, и подумала, что он, возможно, любуется на нее.

Он ведь может на нее любоваться сейчас? Разве не сказал только недавно, что она красива и достойна любви?

Если согласился — мог судить об этом на основе собственных чувств?..

Тики смотрел на нее в зеркало, и девушка на мгновение закусила изнутри щеку, разрываемая этим ярким — совсем как красные ленты, хвостик одной из которых выскользнул на стол — обжигающим противоречием.

— Добрым — и странным, — поделилась она с Микком. — Он очень любил детей — и обожал возиться с нами. Рассказывал нам сказки, заплетал косы, гулял, катал на… на такой повозке…