Жемчужный принц
Шрифт:
– Что с тобой принц Перль? – с недоумением спросила принцесса и сделала попытку поцеловать принца в губы, но они были сжаты и напряжены.
– Не такой представлял я себе любовь.
– А какой же, принц?
– Ласковой, нежной и романтичной.
– Ты слишком молод, Перль, и не совсем понимаешь, о чем говоришь.
– Наоборот, я прекрасно осознаю твои мотивы. Всю ночь ты мстила Кроуну!
Светло-карие глаза Фаустины сузились и неприятно забегали, как у воришки, которого поймали с поличным.
– Кроун! Лучше не говори мне о нем. Еще немного, и он вышвырнет меня обратно в деревню.
– А ты в отместку решила одарить любовью меня! – съехидничал принц.
– Я хотела ласки и понимания, – слезно взмолилась Фаустина и начала покрывать плечи принца жгучими поцелуями. – Разве тебе было плохо сегодня ночью?
– Чем больше наслаждалось мое тело, тем сильнее стонала душа! – прохрипел принц и резко встал с постели.
Несколько секунд Фаустина внимательно смотрела на эту живую скульптуру с сияющими синими глазами. Потом внимательно присмотревшись к принцу, она сказала:
– Знаешь, а ты сильно изменился и…
– Мы не будем говорить об этом Фаустина, – перебил ее принц и направился в купальню. – И передай Робину, чтобы он дал распоряжение обломать юбки этим трем грациям из фонтана. – И принц исчез за высокими дверями.
«А мальчик становится несносным, что непременно отразится на мне», – с грустью подумала Фаустина. «Я слишком переборщила с любовью. Ну, зачем мне, сорокалетней женщине, было портить юношескую романтику? Хотя была ли эта самая романтика у меня? Все. Хватит. Мне пора идти в свои покои, лечь в постель и притвориться больной».
Фаустина быстро привела в порядок волосы, покрепче затянула корсет, сунула ноги в туфли и покинула покои принца.
По дороге она наткнулась на Робина, который, хлопая своими зелеными ушами, спросил ее, как она провела ночь в покоях принца Перля, и не испытывала ли она каких-либо неудобств.
– Уши отрежу! – пригрозила Фаустина.
Робин прекрасно понял намек Фаустины и вежливо поклонился.
– Принц Перль приказал обломать железные юбки у этих пассий из фонтана, – передала приказ принца Фаустина.
– Они называются «Три грации», ваше высочество, – вежливо подсказал Робин и опустил свои круглые глазенки.
– Какая разница!
И Фаустина быстро зашагала по коридору по направлению к своим покоям.
– Что-то наши господа не в духе. Пойду я лучше отсижусь в лесу у своей красавицы Эльфины и проведу с ней время как истинный венецианский эльф.
Преисполненный гордостью за свое высокое звание, Робин сделал несколько умопомрачительных виражей в воздухе и исчез.
В Старом афинском лесу на скамеечке у маленького деревянного сарайчика его ждала большая и толстая стрекоза, единственным украшением которой были огромные фиолетовые глаза и сливающиеся с воздухом, прозрачные крылья. На толстом брюшке у нее был одет кружевной фартучек, а лапки украшали сплетенные из соломы башмачки.
– Эльфина, милая! – Как давно я тебя не видел! – И Робин, сделав несколько неуклюжих кувырков в воздухе, встал на колени перед своей возлюбленной.
– В прошлый раз ты кувыркался лучше. И вообще тебе надо учиться летать. Наши юные стрекозки и то дадут тебе сто очков
– Ты бесподобна, Эльфина! – изрек Робин и прослезился. Потом, словно ребенок, он быстро пришел в себя, повеселел и сказал. – Я тебе сейчас расскажу такие истории, что ты забудешь про все наши игрушки с природой!
– С этого надо было начинать, глупый Робин! – рассердилась Эльфина и встала во весь свой громадный рост. – Ну-ка быстро заходи в дом. У меня сегодня отличные черничные сухарики, свежие орешки, чудотворная роса и…волшебный нектар.
– Ты имеешь в виду граппу?
– Какой ты тупой, Робин! Это только твои господа травят себя граппой, потому что им нечего делать! Но я все равно тебя люблю. Заходи! – И Эльфина жестом пригласила Робина в свой сарайчик.
В красном шелковом халате и с бледным от волнения лицом принц вышел из купальни и остановился посредине комнаты.
В дверь тихо постучали.
«Это, наверное, Витторио, шпион Кроуна», – подумал принц и не ошибся.
– Заходи, Витторио, – сказал принц, стараясь не выдавать своего раздражения.
Вошел Витторио с обычным непроницаемым выражением на крысином лице. В руках он держал поднос с обедом.
– Почему ты решил, что я собираюсь обедать? – подозрительно спросил принц.
– Часы уже давно пробили полдень, – ответил Витторио, но если его высочество пожелает, то…
– Поставь поднос и уходи, – приказал принц.
– Слушаюсь, ваше высочество и, поклонившись, вышколенный слуга удалился.
Принц сел за столик и только сейчас почувствовал, насколько он проголодался. Лазанья показалась ему амброзией, которую вкушали греческие боги на горе Олимп. Принц даже с удовольствием съел суп, от которого всегда отказывался. Осушив два бокала своего любимого Витино, принц снова призадумался. Свалившиеся на него проблемы продолжали мучить его душу, но он твердо знал, что если приложить усилия, то их вполне можно решить. Судя по словам Фаустины, Кроун всегда был расчетливым и коварным, но хитрость – это ум дураков, и при правильном расчете знание побеждает всегда. У Фаустины произошло небольшое помутнение рассудка на почве ревности к Кроуну. Даже если он и сидит в казино на Мерчерие, это не значит, что он предается разврату. Подождите…Разврат. Я даже не знаю, что это такое, хотя меня учили самые лучшие умы Венеции. А может у них это вообще считается нормой? Сегодня ночью мое тело испытало небывалый восторг, но что осталось внутри? Ничего.
Неожиданно принц смело подошел к зеркалу.
Щеки впали, на переносице появилась небольшая складка, а упрямая морщинка под нижней губой стала еще глубже. Принц посмотрел на себя внимательнее и с ужасом увидел, что в его роскошной черной шевелюре появились несколько седых волос.
Потом ему показалось, что в стекле снова появились очертания хрупкой фигурки Сафо, которая манила его войти в зеркало.
– Нет! – закричал принц и закрыл лицо руками.
Немного успокоившись, он подошел к окну, раздвинул портьеры и впустил к себе еще один день. После ночной бури солнце не жалело своих лучей, и вскоре все помещение было залито светом. Принца немного разморило, и он прилег вздремнуть. Он даже не заметил, как в спальню вошел Витторио и унес посуду.