Жемчужный узел
Шрифт:
— Мы помогли бы ей освоиться.
— Как Лад и Ольга помогли мне?! Не говори с родными, постарайся забыть свою жизнь, сосредоточься на обязанностях, будь сильной… — жуткая гримаса исказила лицо Инги. — Я не хотела быть сильной — я хотела быть живой! Или мёртвой, если уж на то пошло.
— И ты решила, раз уж не можешь умереть сама, то убьёшь другого новообращённого духа.
Все повернулись к Яру. Лицо его ничего не выражало, он уже взял себя в руки. Но, стоя рядом с ним, Лизавета чувствовала: это спокойствие — видимость. Рассказ Инги не смягчил его сердце, не растрогал,
— Скажи, ты забыла, что русалками становятся иначе, чем мавками?
— Нет, но…
— Значит, перерезая невинной девочке гордо, подкрадываясь к ней со спины и предавая её доверие, ты помнила, что неделей ранее кто-то точно так же её убил?
Лизавета ахнула, но никто не обратил на неё внимания.
— Помнила, — впервые за время своего рассказа Инга на миг опустила голову. — Я долго думала об этом, прежде чем решилась. Я знала, что делаю. Да, она была ребёнком. Да, она пережила страшное. Но, оставшись здесь, она бы пережила нечто ещё более ужасное. Одиночество, тоску по прежней жизни, невозможность увидеть тех, кто ей по-настоящему близок. Она этого не заслуживала.
— Ты совсем не раскаиваешься?
— Как говорят люди, она сейчас в лучшем мире.
— Надеюсь, — Яр вздохнул и вытянул правую руку в сторону.
— Постой! — Инга прервала его ворожбу.
Он посмотрел на неё с усталой неприязнью. Она ничего не сказала вслух, но стрельнула взглядом в сторону Лизаветы с какой-то немой мольбой. Яр кивнул.
— Да, конечно.
И прежде, чем Лизавета успела что-то понять, рука Яра легла ей на плечо, отсылая прочь.
Лизавета вывалилась из водного кокона прямиком в холл подводного терема. С мгновение она лежала на полу, пытаясь собрать себя заново — и мысленно, и физически.
Всё тело болело, голова была в полном раздрае. Услышанное у реки повторялось в воспоминаниях снова и снова, но казалось не реальностью, а репликами трагической постановки. Прямо сейчас, пока Лизавета лежала посреди холла, на поверхности разворачивался её финал. И, как известно, ничем хорошим трагедии не заканчиваются.
Она должна была что-то сделать. Мысль об этом заставила Лизавету подняться, сначала на четвереньки, а затем на обе ноги. Она прекрасно понимала, что практически бессильна, что самой ей не вырваться на поверхность. Но память услужливо напомнила о том, как она могла позвать помощь.
Лизавета заозиралась. Метнулась в сторону столовой, но там было пусто. Кинулась в гостиную — и выдохнула с облегчением: на столике обнаружилась почти полная чашка какого-то травяного отвара. Надеясь, что этого хватит, она сунула пальцы в жидкость, зажмурилась и изо всех сил подумала о Ладе.
— Что случилось?!
Ей стало больно от того, насколько это было похоже на сцену у озера, когда она точно так же позвала Яра. Тогда Лизавете казалось, что всё плохое уже случилось, теперь же она больше не была так в этом уверена.
— Лизавета, ты плакала?
— Это не важно, — она заговорила так быстро, как только могла. — Я всё выяснила, и тебе это не понравится, но постарайся не задавать вопросов. Убийца, которую мы искали, это Инга. Я позвала Ярослава, чтобы убедиться в этом, но она призналась.
Лад уже не слушал. Он закрыл глаза, заставляя тело переместиться — и собирался снова бросить Лизавету одну. «Нет уж!» — разозлилась она и, не задумываясь, схватила его за рукав рубахи. Он заметил, но не успел ничего поделать: мир закрутился вокруг.
Ещё одно неудачное приземление, на этот раз на пожелтевшую хвою. Лизавета мысленно выругалась, потирая ушибленное бедро. Но некогда было сосредотачиваться на боли: нужно было понять, случилось ли непоправимое, пока ей не было, пока она соображала, что делать, и пыталась объяснить всё Ладу…
Вопль Лизаветы прорезал тишину леса. Она не успела.
25
Сначала она увидела Лада — тот стоял, отделив её от остальных, будто прятал за своей спиной. Он не двигался, ничего не говорил, а лишь смотрел себе под ноги, сгорбившись, как человек, столкнувшийся с безысходностью. Часть Лизаветы догадывалась, что она увидит, приподнявшись на локте, но то была меньшая часть. Всё её естество надеялось, грезило, мечтало — и мечты эти разбились о жестокую реальность, как волны о скалы.
Крик вырвался из горла непроизвольно. На неё никто даже не взглянул, настолько предсказуемой была эта реакция. Лизавета медленно села на земле, не отводя взгляда от того самого места, словно прикованная к ужасному зрелищу. Ей не хотелось смотреть, но она не могла.
Все смотрели, и в каждом взгляде читала скорбь — даже у Ингрид, которая всего несколько минут назад готова была убить Ингу своими руками. И, конечно, у Яра, который замер сейчас прямо над ней, тяжело опираясь на окровавленное лезвие, которое, как выяснилось, скрывалось в его пижонской трости.
Он отрубил Инге голову.
Лизавета поразилась, как просто эти слова прозвучали в её голове, как легко она приняла эту варварскую практику. По отдельности они были ужасно обыденными — рубят ведь и деревья, и с плеча, — но вместе складывались в жуткую фразу, указывающую на самый варварский способ казнить.
Медленно, тяжело, будто сам воздух стремился придавить её к земле, Лизавета встала. Лад едва повернул голову, заметив краем глаза движение, но тут же отвернулся обратно. Теперь Лизавета понимала, почему он не хотел видеть её здесь, почему Инга попросила её отослать. В отличие от них, она не готова была так легко принять смерть. В отличие от них, у неё дрожали колени, а горло саднило от крика, который хотел вновь вырваться наружу.
Лад подставил ей руку, чтобы она могла устоять на ногах. Лизавета благодарно кивнула и вместе со всеми замерла над распростёртым телом. Оно, словно почувствовав, что все собрались, начало растворяться: вдруг стало полупрозрачным, как призрак, а затем обернулось водой. Земля благодарно и быстро её впитала.
— Смерть за смерть, господарыня, — первым тишину нарушил Яр. Он поднял на Лизавету внимательный взгляд. — Здесь всё карается так, как бы тебе ни хотелось виновного понять и простить.