Жена Дроу (Увидеть Мензоберранзан и умереть)

Баздырева Ирина Владимировна

— Любезная, спела бы ты чего ни будь повеселее, - раздался за спиной Ивэ голос, - а то, такая жалость берет, что сердце сжимается.

Ника поклонилась, стоявшему в дверях хозяину харчевни и уже увереннее запела про лето.

В том, ее мире, их небольшой студенческий ансамбль гонял, по словам Женьки, “бездарную попсу” и на студенческих конкурсах, они, выше третьего места никогда не поднимались. В группе Ника была второй гитарой, она знала все песни, их репертуара и даже больше, лелея несбыточную мечту, когда нибудь петь самой. Но Женька, послушав ее раз, безнадежно махнул рукой. Эх, слышал бы он ее сейчас. Правильно говорят: бойся своих желаний, ибо они, когда нибудь да исполнятся. Вместе с телом Фиселлы ей достался чудный голос эльфийки и теперь Ника наслаждалась им. Теперь она способна была брать такие высоты

на какие не решилась бы Светлана, солистка их группы.

Дорган бесшумно двигался по темной, притихшей улице деревеньки, гадая, удалось ли его друзьям поужинать до тесного знакомства с местным обществом или он найдет развороченную харчевню и постанывающих деревенских забияк, валяющихся по углам, а друзей злых и голодных. Хуже всего если ему, в который раз, придется догонять их на дороге. При мысли о Нике у него сжалось сердце. Все складывалось не так, как ему думалось. Ника и Ивэ не поладили, хотя при нем обе, делают вид, что все в порядке. Он остановился. Впереди виднелись освещенные окна и распахнутая дверь харчевни, в которой мелькали темные силуэты людей. Слышались возбужденные голоса, выкрики и смех. Подойдя поближе, Дорган положив ладони на рукояти сабель, склонил голову прислушиваясь. Стук кружек, мерные хлопки в ладоши, наигрыши на расстроенной лютне, чье-то пение. Что-то здесь не так. Так не должно было быть. С бьющимся от тревоги сердцем, темный эльф, накинув на голову капюшон, шагнул в двери харчевни. Ее зал оказался полон народа. За длинным столом, дружно потеснившись смеясь, пили пиво. Вокруг очага танцевали пары, хлопая в ладоши в такт бренчания лютни и веселой песенке. На появление Доргана никто не обратил внимания. Эльф исподтишка огляделся, разыскав своих друзей, среди сидящих за столом. У Борга на коленях пристроилась какая-то девица, на которую он, обнимая ее за широкую талию, умильно поглядывал. Рядом с ним Харальд на спор пил из высокой кружки пиво с кряжистым, бородатым кузнецом. Обойдя шумную компанию вдоль стены, чтобы не столкнутся со снующими туда сюда людьми, он зашел за спину Харальду и как только он со стуком поставил на стол пустую кружку, удовлетворенно выдохнув, склонившись к нему спросил:

— Где Ника?

Харальд усмехнулся, вытер губы, и, не поворачивая головы к Доргану, дернул подбородком, указывая на нее. Дорган посмотрел вперед. У очага, на табурете, пристроилась Ника со старенькой лютней в руках.

— Мы попали на деревенский праздник?
– спросил Дорган, пытаясь посторонится и дать дорогу, шедшей на него хозяйке харчевни, несущей кружки пива с высокой шапкой пены, ползущей через край.

— Не-а… - мотнул головой Харальд.
– Это все Ника…

— Что Ника?

— Ника устроила им это веселье

— Угощайся добрый человек, кто бы ты ни был и откуда бы ты ни пришел, - радушно улыбаясь, остановилась перед ним хозяйка, протянув кружку с пивом.
– Подвиньтесь. Дайте человеку сесть и вытянуть натруженные в пути ноги.

На скамье кое-как потеснились и Дорган сумел втиснуться между Харальдом и Ивэ. Хозяйка поставила кружку на стол и пододвинула к нему миску с отварными потрохами.

— Извини, добрый человек, что тебе придется ужинать в такой тесноте. Нынче собралось столько народу, сколько за весь год ко мне не заглядывало. У нас ведь редко останавливаются менестрели.

Сказать, что Дорган был удивлен, не сказать ничего. Он повернулся к Ивэ, вопросительно глядя на нее.

— Можешь открыть лицо, всем здесь известно, что муж мистрис-дроу. Она об этом сразу же сказала, - заявила Ивэ.

Дорган откинул капюшон и взял кружку с пивом, прислушиваясь к голосу Ники, который после короткой паузы снова затянул песню. В нем слышалась хрипотца. Глядя в ее сторону, он отхлебнул крепкого пива и, слизнув с губы пену, спросил:

— Она ела?

— Нет. Как начала петь так ей продыху до сих пор не дают, - прогудел Харальд.

— А так жалостливо поет о любви. Прямо сердце заходиться, правда, миленький?
– проговорила, сидящая на коленях у Борга молодая девица.

К Доргану подошла разрумянившаяся молодая девушка и поклонившись, спросила у эльфа:

— Потанцует ли, добрый эльф, с этой девушкой?
– и Дорган, не скрывая изумления, отставил кружку в сторону.

После этого вечера, Ника задумалась над тем, что же ей петь. На лютне, которую за несколько медяков им продали в той

же деревне, где Ника открыла свою способность к пению, сыграешь не всякое. Не будешь же на ней бренчать рок, тут подойдет, что нибудь из бардов или “Максим”. Дорган, на первом же привале настроил лютню, пройдясь по ее разболтанным струнам длиными пальцами, затем, чутко прислушиваясь, подтянул их, после чего отдал Нике со словами:

— Большего от нее уже добиться невозможною. Старая.

Ника схватила ее и уже больше не выпускала из рук, как ребенок, получивший новую игрушку. Она упивалась пением. Для нее это было, словно, глоток свободы. Ее песни были частичкой ее мира и исполняя их, она, в эти минуты, как будто соприкасалась с ним. Может быть поэтому она пела с таким пылом и страстностью. Иногда, какой-нибудь, разгоряченный вином, молодчик вдруг решал, что мистрис поет только ему и для него и Харальд поднимался из-за стола во весь свой немалый рост, что, частенько, сразу же остужало пыл, но бывало и так, что приходилось доходчиво объяснять человеку, что мистрис поет не только для него одного и, что не стоит путать песенку с действительностью. Впечатленный статью варвара и тумаками своих же товарищей, человек сразу смирел, не мешая веселью односельчан. Ведь не часто в деревню заходили бродячие менестрели, которые предпочитали петь в замках знати, где имели не только пристанище и сладкие яства, но и дорогие подарки в виде туго набитого монетами кошелька. А уж, чтобы в деревне останавливались, специально для того, чтобы повеселить добрых людей, такие красотки, как эта мистрис и говорить нечего. Потом, после сделанного варваром добродушного внушения, с ним всегда мирились, дружно распевая всем кабаком: “Ну, что за кони мне попались чудо медленные…” Странно, но в каждом селе и городках, публика, особенно, хорошо принимала именно эту песню, она вообще мирила всех. “Хоть немного еще пос-стою на краю…” - обязательно подпевал, какой-нибудь накачавшийся кислого грушевого сидра, мужичок, стуча пустой кружкой об стол. А, уж потом весь трактир нестройно, от души, орал “чую с гибельным востр-ргом - пр-ропадаю, про-опадаю!”. А вот от чего молодежь “угорала”, так это от “Лета окаянного…”, после исполнения которой, всегда случались драки и потасовки, в конце концов Ника перестала петь ее. Еще ей пришлось расстаться со своим передником и головным платом. Она, не смотря на то, что была замужней женщиной вынуждена была распускать свои роскошные волосы, чтобы скрыть свои эльфийские уши. Дорган, по прежнему, предпочитал держаться в тени и без особой нужды не показывая, что он дроу. И если Харальд и Борг приветствовали пение Ники, то Дорган и Ивэ были куда как сдержанны.

Так, Ника с ее песнями, была благосклонно принята везде и ее новым друзьям и дроу всегда был обеспечен радушный прием, как и сытный ужин с веселой, дружески настроенной компанией. Так они дошли до города ***. Движение на дороге стало оживленнее. Мимо них проезжали груженые и пустые повозки, телеги, пронесся гонец в развевающемся от быстрой скачки плаще, не обращая внимания на людей едва успевавшим уступать ему дорогу. Всадники с притороченными к седлу доспехами торопились въехать в городские ворота затемно.

И вот тогда, отстав, от шедшего впереди Харальда и Доргана, с Никой поравнялась Ивэ.

— Послушай, я хочу попросить прощение за свои слова. Будь великодушна и прости меня. Ты хорошо постаралась ради нас.

Ника была не столько польщена, тем, что Ивэ вдруг попросила прощение, сколько удивлена, а дальнейшие ее слова заставили насторожиться.

— Скоро город и думаю, ни от кого из нас не убудет, если мы переночуем у лесного костра.

— Ивэ, что опять не так?

— Тебя ведь не проведешь, верно?

— Лучше будет, если ты скажешь все на чистоту. Я не обижусь, - “Не дождешься”, - добавила она про себя.

— Видишь ли, - Ивэ поправила заплечный мешок.
– Доргану нелегко даются твои выступления.

— Нелегко?
– ничего не поняв, переспросила Ника.

— Он из себя выходит от ревности. Разве ты не видишь этого? Хотя, кому так хорошо не знать его, как его друзьям. И мирит его с твоим пением лишь то, что ты совсем перестала расспрашивать о Зуффе.

Ника закусила губу. И впрямь она, пребывая в восторженном состоянии от исполнения своей мечты, везде встречая сердечный отклик простодушных слушателей, искренне выражавших свои чувства,совсем позабыла о главной своей цели.