Жена Гоголя и другие истории
Шрифт:
На следующий день спозаранку он явился к соседке по лестничной площадке. На его нетерпеливый звонок визгливо залаяла собачонка и жалобно замяукала кошка — они привыкли к утренним визитам посыльного из мясной лавки. Затем дверь отворилась и на пороге возникла хозяйка, к счастью женщина благодушная.
— Ах, это вы, профессор... — Она вопросительно уставилась на Риккардо.
— Сударыня! — выкрикнул он. — Тысяча извинений! Тут, знаете ли, такое важное дело... Можно мне войти?
— Да-да, конечно, только... — испуганно пролепетала женщина.
—
— Какой шум? Я ничего не слыхала.
Еще бы, подумал про себя Риккардо, спят по ночам как сурки. Подозрительного он ничего не заметил, но ведь в квартире были и другие комнаты.
— Что же это был за шум? — снова спросила хозяйка.
— Э-э, такой, знаете ли, шум... (Что же, черт подери, ей сказать? Ведь не объяснишь, что именно он слышал...) Такой шум, будто от корзины с улитками.
— Что-что?
— Я говорю: корзина с улитками. Чего же тут странного? Хотя странное, пожалуй, есть... но только не в моем сравнении, — возразил Риккардо, слегка задетый.
— Корзина с улитками!
До чего тупой народ. Ну погоди, сейчас я и вовсе тебе психом покажусь!
— Ладно, сударыня, не будем больше об этом. Позвольте, я посмотрю здесь? И там, у окна? Может, там что-нибудь дребезжит на ветру...
— Да смотрите, смотрите на здоровье. Только у меня... нет у меня никаких улиток. И корзин тоже нет. У меня действительно ничего нет, профессор, честное слово! — бормотала перепуганная соседка.
Риккардо принялся за поиски, но так и не нашел того, что искал, или чего-нибудь, что бы приблизило его к тому, что он искал. «Бог с ним, — сказал он себе, — звук доносится не отсюда. Но ведь откуда-то он доносится! Поищем этажом выше, потом этажом ниже. Везде поглядим. Рано или поздно мы его обязательно найдем».
Этажом выше жил калабриец. Он был не особо любезен, к тому же не знал Риккардо в лицо. Едва разобрав, в чем дело, и уяснив, что речь идет о корзине с улитками, он не пожелал больше ничего слышать и не выставил Риккардо за дверь только потому, что с самого начала не пустил его на порог.
— Сударь мой, — заявил он, не церемонясь, — нет тут никаких корзин. Здесь живут нормальные люди.
— Но как же так? Разве вы не слышали ночью?..
— Ночью мы спим, а днем, между прочим, работаем, — отрезал калабриец и захлопнул дверь.
Этажом ниже, сколько Риккардо ни звонил, сколько ни барабанил, никто ему не открыл. Тогда он решил приостановить дальнейшие расследования и прийти еще раз вечером, когда труженики наверняка вернутся домой. Он уже не сомневался, что источник шума находится именно там (кстати, сейчас звук пропал — возможно, его просто не было слышно за дневным шумом). Когда же вечером Риккардо вновь спустился к соседям и ему открыли, то повторилась старая история: никто ничего не слыхал, а упоминание о корзине с улитками почему-то привело всех чуть ли не в ужас. Меж тем стемнело, и для Риккардо настала ночь еще более тягостная, чем предыдущая:
Вряд ли стоит досконально описывать подробности этой грустной истории. Риккардо сделал все, что было в человеческих силах: советовался с привратником и управляющим, ходил к соседям, умолял и даже добился их участливого, но граничащего с недоумением сочувствия. Он перепробовал все возможные и невозможные средства, все проверил и обшарил: тщетно. Шли дни, недели, месяцы, а корзина с улитками оставалась на прежнем месте — звук неискоренимый, неуловимый, как тьма. Ночи превратились для Риккардо в нескончаемые кошмары, а дни были отравлены их ожиданием. Порой в голову ему приходила безумная мысль: продырявить стену, переворошить ее внутренность, забраться вон туда... туда... Куда же, наконец?! Совершенно обессилев, но все еще на что-то надеясь, Риккардо твердил про себя: а что, если сегодня вечером, вернувшись домой, я не услышу этого шума и все окажется страшным сном?.. Мечты поэта, бредовые фантазии. И вот как-то ночью Риккардо задал себе неожиданный вопрос:
— А может быть, шум рождается не снаружи, а внутри меня? Ведь звучало же в ушах Руссо — он сам писал — журчание воды или чего-то там еще, сопровождавшее его всюду, куда бы он ни пошел. Его изначальный звук. Вдруг и у меня внутри корзина с улитками? Или просто одни улитки, ну, в смысле, их звук? — И Риккардо рассмеялся, потому что вспомнил, что «улиткой» называется часть среднего уха.
Предположение само по себе вполне резонное. Но важно другое: Риккардо произнес его вслух, несмотря на то что был совершенно один. А смех его проскрежетал пронзительно и зловеще. Затем он снова обратился к себе — все так же, вслух:
— Улитки, впрочем, могут у меня находиться и в другой части тела: например, где-нибудь в области сердца или печени. — А потом добавил: — Что ж, вполне вероятно, я сам не что иное, как корзина с улитками. Всего лишь корзина с улитками.
Не знаю, что уж он там себе на это ответил и каким образом справился со своей незадачей. И справился ли вообще. Собственно говоря, не представляю, как он мог с ней справиться, потому что он и ныне там. И звук его тоже. А может, они слились воедино. (Надо было попросту сменить квартиру, но Риккардо и слышать об этом не желал. Должно быть, боялся перенести своих улиток на новое место.)
В довершение сказанного: мне доподлинно известно, что один наш общий приятель, долго не видевший Риккардо, позвонил ему как-то по телефону и, осведомившись, кто говорит, получил ответ: «Корзина с улитками».
А все-таки... а все-таки, положа руку на сердце, лично я ничего странного во всей этой истории не вижу: очень даже может быть, что Риккардо прав и что все мы не более чем корзины с улитками.
Перевод М. Ивановой-Аннинской