Жена моего любовника

Ульянина Ирина Николаевна

Набирая номер владельца оранжевого, ржаво-плешивого жигуленка, я больше всего боялась, что он ввиду позднего часа пошлет меня на три веселые буквы. И будет прав: во втором часу ночи уже не до вежливости, не до отзывчивости… Однако дедун отреагировал на просьбу положительно, как ванька-встанька, как юный пионер, который всегда готов. Уточнил только, не забыла ли я тариф на его услуги. Вот он, капитализм с человеческим лицом, волшебная сила чистогана!

Я мигом влезла в брюки и свитер, утеплилась старым пуховиком, а вместо берета напялила шапку-ушанку и замоталась шарфом практически до самого носа. Все равно страх и

мороз на темной улице пробрали меня, одинокую, до основания, до дрожи поджилок. Наверное, свет полной луны так действует, что хочется завывать подобно волку… Красный проспект, главная улица сибирской столицы, выглядел пустынным и унылым, фонари вдоль нее еле теплились, горели через один, а то и через два. Филипп Филиппович запаздывал — все-таки напрасно я понадеялась на его расторопность… Зато на противоположной стороне улицы появились трое. Мужчины. Здоровенные битюги! И кулаки у них наверняка как утюги. Двинули прямиком ко мне… Вот зачем я согласилась забирать Ольгу?! Нет, я — определенно не Синтия Ротрок, не только поджилки затряслись, уже и коленки стукались друг о друга, будто я не девушка с лишним весом, а скелет…

— Эй, парень, закурить не найдется?

— Не курю.

Они окружили меня, рассматривая ондатровую ушанку, — во тьме было незаметно, что она изрядно покоцана молью. Валерий, навсегда покидая семейный очаг, недаром не позарился на этот головной, с позволения сказать, убор. А одному из битюгов он приглянулся, он сорвал шапку с моей вовсе не буйной, невезучей головы и присвистнул: «Тю-ю, да это девка!»

К морозному смогу примешались вонь перегара и угроза группового изнасилования. Я уклонилась от амбре, накренившись назад, как Пизанская башня. И поняла, что, если жигуль — ветеран отечественного автомобилестроения — сию же секунду не подъедет, произойдет постыдное — поступлю как Тема, которому неведомо назначение ночной вазы… На мое везение, в отдалении показались фары, ослепившие трассу дальним светом и позволившие мне избежать позора. Грабители, разжившиеся шапкой, метнулись в темный переулок, а я побежала наперерез машине, маша обеими руками:

— Стойте, стойте, Филипп Филиппович!

— Давненько не виделись, дорогуша моя, — ухмыльнулся смуглый старикан, распахнув переднюю дверцу.

— Угу, надо чаще встречаться, — бравировала я, падая на сиденье.

— Куда прокатимся?

— Все туда же, обратно к цирку. Жмите на газ, Филипп Филиппович, меня подружка заждалась, верно, сильно замерзла. — Нечаянно назвав Ольгу подружкой, я чуть не сплюнула: тьфу, век бы таких подруг не видать!

— Как скажешь, — кивнул водитель.

Мы долетели мухой, почти так же быстро, как на вертолете. Но мадам Волкову возле цирка я не приметила. Пришлось выбираться из теплой машины. Бродила по парку и звала ее, как потерявшуюся собачку: «Лялька! Лялька!» Попутно обшарила взглядом фасад монолитной высотки. Свет на третьем этаже не горел, и видимых разрушений не наблюдалось.

— Ольга, куда ты делась, в конце-то концов?! — крикнула я погромче, начиная злиться, потому что волосы покрылись инеем.

— Чего так орать-то? Здесь я…

Оказывается, незабудка притаилась под березой, ее белое манто органично слилось с белым стволом и снежной целиной.

— А ты чего не отзываешься, прячешься?

— Ос-споди, тебя в этом маскарадном костюме мама родная бы не признала. — Подойдя, Лялька кинулась

на мою выносливую шею и клацнула зубами: — К-катька, если бы ты знала, какого страху я натерпелась!

Я заверила Серегину супругу, что тоже натерпелась, и подтолкнула ее к машине. Она зачем-то оглянулась на березу, под которой стояла. И, даже устроившись на переднем сиденье, продолжала выворачивать шею. А Филипп Филиппович замаслился:

— Симпатичная у тебя подружка, Катерина… Таких я еще не возил.

Я окоротила дедуна неприязненным взглядом. Нашел симпатяжку! Совсем ничего не понимает, не разбирается в девичьей красоте!.. Ольга, не спрашивая разрешения, закурила. Водителю и этот развязный поступок понравился — подставил пепельницу, чуть слюни не пустил. Никакого вкуса у мужика!

Прощаясь со второй пятисотрублевкой, я подумала, что таким макаром дядя Филя скоро пересядет из жигуленка на иномарку. Зато мои финансы теперь поют романсы, серенады и прочие жалобные арии!

Глава 6

Лялька освоилась в моей квартире еще быстрее, чем ее дети. Слишком быстро для смертельно напуганной женщины… Потребовала повесить шубку на плечики, придирчиво рассмотрела предложенные тапочки и заявила, что голодна. Впрочем, после перенесенного стресса многие ведут себя неадекватно. Я читала, у некоторых жертв нью-йоркского теракта, спасенных из взорванных башен-небоскребов, развилась булимия и резко возросли сексуальные потребности. Они только и делали, что обжирались и мастурбировали прямо на больничных койках, под капельницами. И никто их за это не осуждал — защитная реакция! Но мне очень бы не хотелось, чтобы и Лялька вела себя подобным образом…

— Хорошо, Оля, сейчас накормлю, — шепотом пообещала я, заглядывая в комнату, где на тахте разметались чистенькие, ухоженные, прелестные создания. Втайне я неимоверно гордилась, что так ловко с ними управилась, и ждала похвал от их матери. — Видишь, преспокойно спят, а я волновалась: вдруг расплачутся в мое отсутствие.

— Ос-споди, нашла из-за чего волноваться. Больше поплачут, меньше пописают… Слушай, Кэт, а чего это у Артема щеки красные и шелушатся? — наехала неблагодарная стрекоза, склоняясь над тахтой. — Чем ты его кормила?

— Наркотиками не пичкала, — пошутила я, — дала все самое полезное, диетическое: свежий творожок, булочку, яблочко. Докторскую колбаску.

— С ума сошла, что ли?! Какая на фиг колбаска?.. Я же тебе говорила, вари кашу, балда! У Темки диатез, ему нужно гипоаллергенное питание, — зашипела она, как вскипевшее молоко, пролившееся на плиту.

— Ничего ты мне не говорила, — растерянно оправдывалась я, вспомнив, что совершила преступное деяние — накормила аллергика салями, и схватилась за контраргумент: — А вот Нина Осиповна сказала, что ноги ее в твоем доме больше не будет, потому что…

— Да и хай с ней, с твоей Ниной Осиповной, пусть себе звездует!

— Дура, дурр, — ворчливо проронил Азиз, потревоженный нашей перебранкой.

Ольга вздрогнула и в очередной раз выругалась — вела себя подобно мужу. Наверное, нецензурная брань — это их семейные ценности. Я увлекла ее в кухню, хотя… Меньше всего хотелось угождать и прислуживать. Я же не медсестра в клинике для потерпевших!.. Я не обязана… А гостья так не считала. Расселась, закинув ногу на ногу, и закурила.

— Ну, чего у тебя найдется поесть?