Жена моего любовника

Ульянина Ирина Николаевна

Карета, вероятно, уже подъезжала к больнице, потому что человек в белом халате принялся орать в трескучую рацию: «Пулевые ранения в брюшную полость и грудную клетку, готовьте операционную!» Я схватилась за живот, чувствуя, как мои внутренности прошила острая боль, и разогнулась, только когда микроавтобус остановился возле крыльца. Вышла первая, а следом Серегу выкатили на носилках, которые оставили посреди приемного покоя. Сопровождавший нас доктор расписался в каком-то гроссбухе и ушел не попрощавшись, а равнодушная дежурная врач на поступившего больного даже не взглянула. Вообще не встала

из-за стола, только, накрутив диск старомодного телефонного аппарата, неприязненно буркнула в трубку:

— Синев? Не спи, а то замерзнешь. Спускайся давай, привезли по вашу душу пулевые ранения.

Предполагаю, эта дежурная по натуре мизантроп, испытывающая глубокое отвращение к людям. Но и понять ее не сложно — пациентов в приемный покой набилось не меньше, чем пассажиров в вагон метро в час пик. Мельком я заметила мужика с испитой и побитой физиономией; подростка, сидевшего с вытянутой ногой, пожилую женщину, замотанную пуховой шалью. Но эти больные хотя бы подавали признаки жизни, стонали и охали, а мой Волков еле теплился, едва дышал. Я сама затаила дыхание, стоя возле каталки и всматриваясь в его бледно-серое, словно присыпанное строительной пылью лицо, и думала: может, то, что никто не паникует, не суетится вокруг Сергея, означает, что все не так уж плохо?..

Каталку за поручни схватила медсестра и увезла в отсек, занавешенный простыней с казенным штемпелем. Я семенила следом, убеждая девушку в мешковатом, плохо отглаженном халате:

— Сережа — спортсмен, организм у него крепкий. Посмотрите, какой он красивый и добрый. Он обязательно поправится! Да?

— Будем надеяться. — Она начала бесстрастно и бесстыдно раздевать моего мужчину. Вернее, кромсать ножницами его сорочку и майку. Отчекрыжила рукава по линии проймы. Я отвернулась, пугаясь смотреть, как девица с треском отрывает лоскуты ткани, присохшие к ранам наподобие второй кожи, но продолжала твердить:

— Сережа на соревнованиях по айкидо третье место занял… О, а если б вы видели, как он плавает! Не боится ни шторма, ни бури!

— И что?

— Он бесстрашный, у него воля к победе!

— Отойди! — внезапно гавкнула неглаженая медсестра. — Заколебала!

Не понимаю, с чего она взбеленилась? Противореча самой себе, тем же собачливым тоном приказала мне снимать башмаки и носки. Сергей не открывал глаза, но веки слегка трепетали, губы кривились. Совместными усилиями мы избавили его от брюк и кальсон, оставив трусы. Девушка, покрякивая от надсады, приподнимала Волкова, а я стягивала одежду, приговаривая: «Миленький, родненький, потерпи!» — а у самой мурашки по телу бежали. Пулевые отверстия были почти черными, словно обуглившимися, а вокруг расползлись багровые гематомы.

— Не рассусоливай, тяни быстрее, — командовала немилосердная сестра милосердия.

Не удержавшись, я поцеловала смуглое предплечье над локтевым сгибом, к которому пластырем была приклеена игла капельницы. И услышала за спиной веселый голос:

— Нехило чувака разворотили!

К каталке приблизился парень в голубом колпаке, похожем на увеличенную в размере пилотку. Я не упустила случая отрекомендовать близкого человека наилучшим образом:

— У Сережи организм крепкий, он айкидо занимался!

— Верю! Раз корчится,

ежится, реагирует на боль, значит, сопротивляется… Борется за жизнь. Хороший симптом.

Врач был очень молодым — не иначе вчерашний студент, выпускник медицинской академии. Но мне он с первого взгляда внушил уважение и доверие, с которым я спросила:

— Скажите, Сережа ведь поправится, как вы считаете?

— Вообще-то я считаю раз, два, три. Ну и так далее. Я не математик, чтобы считать. Попробуем починить, конечно. — Парень в голубом колпаке обратился к медсестре: — Оксана, анализ крови у него взяли?

— Кто бы брал? У меня, по-твоему, десять рук? — огрызнулась она.

Похоже, она совсем не любила свою гуманную профессию. Из всех, кто мне встретился в приемном покое, только начинающий хирург относился к своим обязанностям по крайней мере без видимого раздражения и апатии. Он покатил тележку в отделение. И я за ним покатилась, как привязанная за веревочку игрушечная машинка. Распахнула дверь, пропуская транспортное средство.

— Все, девушка, вы свободны. Дальше посторонним вход воспрещен.

— Как, а… Я хочу быть донором!

— Хотите и будьте. Но неужели вы думали, что вас пустят в операционную? Узнаете в справочной о состоянии больного, он будет лежать в хирургическом отделении, — вполне дружелюбно объяснил парень. И увез с собой самое дорогое, что у меня есть.

Чтобы чем-то заняться, я стала разглаживать ладонями и складывать Сережкину одежду на свободном стуле. Хотя все это, за исключением практически новых штиблет на тонкой подошве, можно было выбросить. Лоскуты, клочки и ошметки, окровавленная рвань… Не станет же Серый Волк носить пальто с тремя заплатами или заштопанный пиджак с отрезанными рукавами? Кому все это нужно? Нужно мне… Сложив вещи стопкой и поставив сверху обувь, я села и задумалась: кто стрелял? Почему Волков шел ко мне пешком? Куда подевались его деньги и куда делась Ольга? Количество скопившихся загадок без разгадки преобразовалось в качество, способное свести с ума. Чем дольше думаешь, тем меньше понимаешь… Одно я знала точно: никуда из больницы не уйду, пока…

Плохо, конечно, даже очень скверно, что не захватила с собой мобильник. На то, что дежурная по приемному покою позволит сделать звонок со служебного телефона, рассчитывать не приходилось, оставалось верить, что Лидка и Евгений Павлович не обидят моих кукушат, которые и так чуть не остались сиротками… Я всхлипнула и сама себя окоротила: нет ничего глупее, чем лить слезы!.. Рискнула подойти к медсестре, занимавшейся обработкой ссадин побитого алкоголика.

— Оксана, скажите, пожалуйста, как фамилия того хирурга, который забрал моего… моего раненого? Кажется, Синев?

— Синев, Белов… Что это меняет? — проворчала она.

— Или Чернов, гы-гы-гы, — развил ее мысль пьяница.

Наверное, он желал таким образом понравиться девушке. Лучше бы молчал в тряпочку! Так нет же — объединились двое против одного, очень мило… Впрочем, у меня самой помалкивать никак не получилось.

— Просто этот хирург на вид слишком молодой… Справится ли он с операцией?

— А тебе зачем старый? — сощурил подбитый глаз прощелыжного вида пациент. — Старый не вспашет, не засеет!