Жена неверного генерала, или Попаданка на отборе
Шрифт:
Мучительно-долгая минута упала вниз и разбилась, как шарик ртути.
Мареновая волна поднималась над Стеной – жуткие оскаленные рты чумных, их клацающие зубы и зияющие глазницами черепа, их багровые конечности, все в слизи, с длинными загнутыми когтями, их трупный запах, от которого меня снова вывернуло наизнанку.
Вот только теперь таиться уже не было смысла.
Данте выждал, сколько мог.
Он выждал даже больше, чем это возможно.
Но Эдриан не вернулся.
Больше тянуть было нельзя.
Я
– Закрыть ворота. Замкнуть контур.
Я слышала, как поспешно зазвенели цепи поднимаемых ворот, и загудела магия в руках щитовиков.
Это гудение, напоминающее гул электричества, прошло по Стене, озарив ее холодным голубым светом, и в один миг стихло.
В этот миг Стена содрогнулась под ударом лавины чумных.
Они бы легко перелезли ее своей свалкой, если бы не замкнутый колдовской щит, который теперь надежно защищал Серинити от Лимана.
Чумные бросились на Стену еще, и еще, но их откинуло.
И только тогда воцарилась тишина.
Защита выстояла.
Люди вздохнули с облегчением. Стена выдержала. Стена выстояла.
– Ты беременна.
Данте стоял передо мной – весь в крови змея, в грязном облачении, с грязью на красивом благородном лице.
– Прости, что не сказала! Но я должна была перекрыть исток.
– А я ей говорил, что надо было сказать вам, Ваше Величество, я предупреждал! – наябедничал Фобос, высунув нос из моей сумочки.
И тогда мой муж крепко обнял меня, прижав ладонь к низу моего живота, и осторожно поцеловал в волосы.
– Сейчас это не имеет смысла. Дело сделано. Я люблю тебя, моя самая храбрая и умная женщина. Моя императрица…
– Спасибо, что не стал ругаться, – прошептала я. – Мне достался самый понимающий и мудрый муж на земле.
Обнявшись, мы двинулись прочь от ворот.
– Данте, насчет Эдриана… Мне жаль… – все-таки сказала я, хотя не совсем была уверена, что надо говорить.
– Он мечтал о такой смерти. Он умер, как воин.
– Я до последнего ждала от него подлости, но неожиданно он поступил достойно, – медленно проговорила я.
– Потому что он – мой брат, – усмехнулся Данте, но эта усмешка вышла горькой.
За ночь голодные чумные предпринимали еще несколько попыток прорвать стену, визжали, кричали и вопили, но пробиться не смогли.
Стена стояла крепко, а Артея высохла – ее воды больше не несли из Лимана в Серинити чумную заразу.
Теперь мы могли по-настоящему забыть о мареновой угрозе.
Теперь мы могли вернуться домой.
ГЛАВА 110
Я лежала на роскошной постели, в шелках и кружевах, измученная, но довольная.
Императорскую спальню огласил громкий и заливистый детский рев.
– Мне, мне посмотреть дайте! – суетился Фобос.
Но Деймон,
Мой драгоценный, обожаемый, любимый кроха на руках мужа!
Данте смотрел на сына, наследника, которого видел впервые в жизни и которого после родов сразу же дали ему на руки, с таким выражением, что я навечно запечатлела его в себе.
Столько безграничной нежности и гордости было в этом мужчине, в моем муже – императоре, столько любви к этому крохотному комочку во взгляде темно-синих глаз…
Каким же прекрасным папой он станет!
Данте как-то сказал мне, что сделает все, чтобы его семья была не похожа на ту холодную и болезненную семью, в которой он вырос. А еще сказал, что хоть его отец, Ричард Сальваторе, и был всегда добр с ним, но он был жесток к Эдриану.
Нельзя относиться так к детям, даже к чужим.
И мой муж действительно делал все!
Несмотря на то, что мы были императором и императрицей и имели кучу обязанностей, в нашей семье было много уютного тепла, было много моментов наедине, много доверия и заботы.
А сейчас этого тепла стало в миллион раз больше – ведь на свет появилось наше солнышко, и засияло ярко-ярко!
Я смотрела на них, на Данте и Деймона, и чувствовала, что сердце готово выскочить из груди от счастья.
Вообще-то во время родов императрицы в спальне должна была присутствовать куча постороннего народа, но мы с Данте пересмотрели эту надоевшую традицию и оставили только королевского лекаря, Мод, которая ему помогала, и, разумеется, Фобоса, который с ума сойти, как хотел присутствовать при важном событии.
Поэтому эти мгновения были интимными и только нашими, в окружении самых верных и преданных людей.
Словно я не была правительницей целой империи, а самой обычной женщиной, познавшей счастье материнства.
Это счастье пело во мне, в каждой клеточке моего тела, счастье и щемящая любовь к крохотному комочку, который, впрочем, на руках у своего папы успокоился и перестал орать.
Подойдя ко моей постели, Данте присел перед ней на одно колено и передал мне Дэймона.
Ласковым жестом отвел с моего лба прилипшую от пота прядь, провел костяшками пальцев по моему подбородку…
– Он прекрасен. И ты тоже, Ева.
Я улыбнулась, вглядываясь в личико нашего сына, вбирая в себя его безмятежные черты.
Мое маленькое сокровище, моя любовь, мой мир!
Фобос, разумеется, не переминул тут же влезть ко мне на плечо и сложив лапки на пузичке, тоже принялся любоваться наследником.
– А носик! – восхищался крыс. – Вы видели этот носик? Щечки пухлые! И пальчики такие красивые! А глазки? Вы видели эти глазки? Будь я проклят старейшинами Эфемера, но наш новый темный принц – просто великолепен! Только моя хозяйка могла произвести на свет такое произведение искусства!