Жена русского пирата
Шрифт:
— Зачем же мне пулемет, если ты говоришь, что ни одна зараза не остановит?
— Кто же их знает? — вздохнул Тимоха. — Временя такое. Ложишься спать и не знаешь, проснешься завтра или нет?
— Оля! — крикнул Флинт в сторону фелюги. — Иди сюда!
Ольга, заждавшись, легко вспорхнула с лодки.
— Как ты думаешь, — спросил он у девушки без улыбки, — доедем мы в этой карете до Новороссийска?
— Обычная дорожная карета, на вид вполне крепкая, — определила Ольга, не задумываясь, почему он её об этом спрашивает.
— Понял?! —
— Разбирается! — Флинт не знал, плакать ему или смеяться. — Оля, а тебя не смущает… вид этой повозки?
— Карета как карета.
— Та-ак — протянул моряк, — либо у меня не все дома, либо ты чего-то не понимаешь… Скажи, только сначала подумай, как отнеслись бы твои друзья-анархисты к людям, едущим в карете?
— Наверное, расстреляли бы…
— Почему?
— Раньше в каретах только богатые ездили, буржуи, значит. А для анархистов буржуи — все враги!
— Но мы могли купить карету.
— Раз карету купили — значит, деньги есть.
— Правильно рассуждаешь. — кивнул Флинт. — Только почему-то не связываешь с нами. Ведь это мы собираемся ехать в карете. Мы!.. А как, думаешь, отнеслись бы к таким людям красные?
— Не знаю, — растерялась девушка, спустившись с небес логических рассуждений на землю реальности. — Наверное, тоже расстреляли бы…
— А белые?
Ольга жалобно посмотрела на него, уже готовая заплакать.
— Сначала подумали бы, что, может, свои, а потом тоже расстреляли…
— То-то и оно. По нашим расчетам выходит: опасны любые встречные!
— Флинт! — вмешался не выдерживающий напряжения Тимоха. — Я — не трус, но у меня внутри прямо все похолодело: торчим здесь битый час, видны со всех сторон, как вошь на лысине. Наверняка принесет кого-нибудь! В Екатеринодаре навроде большевики к власти опять пришли, а только и белые с Кубани никуда не ушли — по хуторам да станицам расползлись. Попомни мое слово: опять на город полезут. А значит, достанется всем — паны дерутся, а у холопов чубы трещат!.. Если и правда тебе в Новороссийск надо, поторопись!
— Ладно, авось бог не выдаст, свинья не съест! Забирайся на лодку будешь мне узлы бросать. Сейчас только карету поближе подгоню, начнем грузиться.
Сразу повеселевший Тимоха помчался на фелюгу. Вдвоем они быстро перегрузили с лодки вещи, и вскоре взметнувшийся по ветру парус повлек судно в море.
— Счастливого пути! — прокричал им Тимоха.
— Семь футов под килем! — откликнулся Флинт. Ольга помогала товарищу уложить в карете последний тюк, когда, случайно оглянувшись, замерла от ужаса: от горизонта в их сторону двигался отряд всадников, а с моря, увеличиваясь в размерах, подходил какой-то пароход.
— Не-е-ет! — закричала она.
Флинт от неожиданности уронил наземь пулемет, который подтянул к себе, чтобы получше рассмотреть.
— Ты чего… — начал он, но проследив за её остановившимся взглядом, скомандовал: —
Он вскочил на облучок и хлестнул лошадь, даже не обернувшись, чтобы посмотреть, успела ли сесть Ольга. Но она успела. Лошадка, поначалу медленно вытаскивавшая карету из песка, ступила наконец на твердую, из ракушечника, дорогу, и повозка понеслась. Они не услышали, как командир подъехавшего отряда выкрикнул фамилии нескольких человек и приказал им:
— Догнать!
А Ольгой овладел страх. Прямо-таки животный ужас! Никогда она прежде так не боялась. Ни попав в плен к анархистам, ни в лагере у Черного Паши, ни в море, когда страх пытался овладеть ею в первую ночь, — тогда девушка просто отмахнулась от него, словно происходило это не с самой княжной, а с кем-то другим, отдаленно её напоминающим. Но теперь… В этой закрытой качающейся коробке она была беспомощна, как младенец. Пулемет она не успела изучить, а её маленький браунинг был в этих условиях не страшнее детского пугача. Она выглянула из окошка кареты — всадников было семеро, и они приближались с пугающей быстротой.
— Все! — закрыла лицо руками Ольга, — услужливое воображение тотчас нарисовало ей картину: мертвый растерзанный Флинт и она, убитая пулей в голову, лежит на дороге восковой куклой. — Даже до двадцати не дотянула…
"Ай-яй-яй! — сказал у неё в голове насмешливый женский голос. Какая трогательная картина! Умирать приготовилась. Нет, внученька, так просто у тебя это не получится!.."
Неожиданно сбоку из камышей, мимо которых пронеслась карета, раздалась пулеметная очередь. Что-то тяжело плюхнулось на землю, и истошный голос закричал:
— Поворачивай назад, засада!
Вслед за тем послышался удаляющийся цокот копыт. Карета остановилась, Ольга выскочила из неё и побежала к Флинту.
— Саша, ты не ранен?! Почему мы остановились?
— Как это — почему? Вовсе я не ранен, но нужно хотя бы поблагодарить наших спасителей!
— Постой, разве ты не сам говорил, что нам опасны любые встречные?
— Говорил… Но, наверное, не те, что спасают тебе жизнь! Со мной пойдешь или в карете подождешь?
— С тобой!
Они некоторое время шли назад и чуть было не проскочили мимо, но чей-то веселый голос окликнул их из камышей:
— Случайно не нас ищете?
— Вас, — отозвался Флинт. — Вот… поблагодарить пришли.
— Вишь, какие вежливые! Это можно, — согласился голос. — Жизнь-то у каждого одна…
Камыши раздвинулись, и Ольга с Флинтом увидели двух мужчин, курящих на корме вытащенной на берег лодки рядом со станковым пулеметом. Один из них совсем молодой, тощий, долговязый, судя по свешивающимся с лодки ногам. Второй — постарше, кряжистый, усатый. Оба были одеты в кожаные куртки поверх тельняшек.
— Гляди-ка, Митрич, свой брат моряк! — воскликнул юноша, кивнув на тельняшку Флинта, с которой тот никогда не расставался.