Жених на замену
Шрифт:
В антракте он флиртует с белым сиром. Мне, словно обиженной пятнадцатилетке на первом балу, хочется реветь от досады. Вампирша в ослепительном белом платье, укороченном спереди настолько, что чуть подвязки чулок не видно.
Мое платье сразу кажется скучным, слишком закрытым и откровенно девчоночьим. Но я не девочка! Я взрослая женщина! Завтра же куплю… что-нибудь. Брюки! Да! Куплю брюки и пусть этот Хардман слюной захлебнется. Вампирша что-то шепчет ему на ухо, и я вижу как темнеем его взгляд.
Понятно все. Размечталась, Вэл. Альфа стаи, красавец и дамский угодник, Рейнар
Пытаюсь убедить себя, что эти мысли, эти чувства не мои. Это все она, волчица! Она хочет его, а не я. Я… не хочу. Вовсе не хочу. Я серьезная, взрослая, у меня карьера, а это все… низко и мерзко. Не для меня. Да ведь?.. Не знаю! Я запуталась! И мне плохо от того, что он разговаривает с белым сиром. А уж когда она касается его груди, внутри зреет не просто какая-то там обида или досада — я злюсь! Да так, что в горле клокочет рык.
Но от вампирши Хардман все таки отлепляется, как мне кажется очень уж нехотя, и идет со мной смотреть второй акт. Ах, сделал мне одолжение. Ну и ехал бы со своей любовницей, не расстроилась бы!
Мы снова сидим рядом, настроение такое гадкое, что даже опера меня не может увлечь. А ведь она о такой красивой, несчастной любви. 0 великодушном, мучительном решении Кристофера Ера отпустить Мари, его прекрасную возлюбленную, потому что ему предстоит стать бесчувственным вампиром. И он отпускает ее в мир живых, а сам остается со своей бессмертной любовью… Крис в антракте сказал, что развязка — это художественный вымысел. Что Ера, кажется на самом деле никуда и никого не отпускал, а его самого бросили, но композитор решил подать эту историю иначе. Более романтично.
Мэр с женой уходят из ложи, мы остаемся с Рейнаром одни. А толку- то…
Кручу бинокль, расстроенная и печальная. Так хотелось быть красивой, так хотелось нравиться…
Бинокль зацепляется за пуговку, и Хардман тут же ловит мою руку. Я замираю не дыша. Он ловко распутывает мое затруднение, но не отпускает. Медленно снимает перчатку, и я ощущаю себя голой перед ним, полностью обнаженной. Он целует пальцы.
Сердце колотится как сумасшедшее. Чувствую волчицу так остро и близко, словно сейчас могу обернуться. Вижу его глаза… Что? Да… конечно же, да…
Он целует меня. Это мой самый первый…
Распахиваю глаза, когда губы властно раздвигают языком. Что это? П-подожди, я не понимаю, это же неприлично так целовать! Он держит голову не давая отстраниться. Язык проскальзывает по моему, раз, второй, третий… О-о!.. Глаза закрываются. Как сладко, Рей, как прекрасно…
Его рука сжимает грудь, моя утренняя фантазия осуществляется и меня трясет. Рей тащит меня к себе на колени. На пол падает бинокль… и я понимаю где я! Я в ложе театра! Я Виолетта Валле! И Хардман вот-вот прилюдно меня унизит! Окатывает холодным страхом. Да после такого, чтобы сохранить репутацию, я сама буду умолять его на мне жениться без всякого контракта!
Отталкиваю, но он не пускает. Волной окатывает страх. Он победит сейчас! Сдамся и все позволю, а потом буду презирать себя!
Стою у окна, пытаясь отдышаться и прийти в себя. Какой позор! Кто из зрителей видел? Ах, какой стыд! Что если Крис видел?! Умру на месте
Хардман подходит ко мне и я очень на него злюсь. За собственный стыд, которого он напрочь лишен. За подозрения, которые он ничуть не развеял своим поведением. Ну конечно, ему-то что, он ведь известный волчий ловелас, а я его навязанная невеста, которую — все ведь знают! — ему поручено быстренько соблазнить и лучше бы публично.
— Вы мне обещали, мистер Хардман. Обещали держать себя в руках, не склонять меня… к тому чего я не хочу.
— Не хочешь? Правда?
Неправда и мы оба это знаем. Щеки горят. Не очень-то по джентльменски с его стороны такое мне говорить.
— Это… особенность оборотней, и она не имеет ничего общего с моими желаниями. Моя волчица находит вас… подходящим для спаривания, но это вовсе не значит, что я нахожу вас подходящим для себя. — мне хочется самой верить в эти слова. Потому что тогда я все еще свободна и хладнокровна, и вся моя проблема взбесившийся зверь, а не я сама.
— Себе-то не врите, мисс Валле…
Он что-то говорит мне, но я совершенно не понимаю что. Слова не доходят до мозга, вспыхивают отдельными звуками. «…со всех сторон и ракурсов» — слышу я, вижу как это произносят его губы. Со всех сторон… со всех ракурсов… Звучит как пошлое сладкое обещание. Он сделает со мной это со всех сторон и ракурсов, он обещает. Со мной…
— Я… — облизываю губы и вижу как на нас с любопытством глядит один из лакеев. Пялится, предвкушая что там выкинут эти безумные оборотни. «Что прямо тут? Давайте, а я погляжу!» Прихожу в себя.
— Я возьму кеб. Не провожайте меня. До свидания.
Еду домой и от досады кусаю губы. Это ужасно! Как развязно я себя вела! Позволила Рейнару Хардману целовать и лапать себя на глазах у всего города!
Я очень расстроена, аж выть хочется. И вовсе не потому, что еду домой одна! Этот тут совершенно ни при чем, я даже не думаю ни о чем таком… Не представляю как было бы волнительно, если бы он был тут, со мной. Наверное, всю дорогу целовал бы, а может и больше…
Меня разрывает от эмоций, и я уже не понимаю, где мои, а где волчицы. Оборотни учатся слушать своего волка, умеют с ним жить, а я не умею! Смогла только заставить волчицу молчать, не поднимать головы, но так и не научилась жить с ней в мире.
Поднимаюсь к себе и яростно вытаскиваю шпильки из волос. Плевать, плевать, плевать! Ненавижу все это! Все эти чопорные обои, балдахин над кроватью, ненавижу колкие инструменты для артефактов и вид из своего окна! Ненавижу все тут! Ненавижу свою постель, такую ровненько заправленную, свидетельницу всех моих одиноких ночей.
Рву шнуровку платья, пытаясь выпутаться из него. Его тоже ненавижу! Срываю кольца, сережки, кулон. Рычу и царапаю себя, все на теле жжет и раздражает, кожа сдавливает словно чужая. Нужна… свобода! Мне нужно…прочь, прочь, все это прочь! Пытаюсь стащить платье, пытаюсь в рукавах и взрываюсь. Не могу! Не могу больше!