Женька - раз, Женька - два...

Кошурникова Римма Викентьевна

«Тебе нельзя говорить. Тихо, Женя. Лежи, лопушок!» — это уже мамин голос. Женька послушно опускается на подушку и шепчет: «Ты еще придешь?» И папа кивает. Женька успокаивается и закрывает глаза…

А утром, когда проснулся, увидел маму. Она сидела на белом табурете в белом халате и такой же косынке. Косынка туго стягивала лоб, закрывая темные мамины кудри. Но все равно, даже без кудрей мама была красивая, самая красивая!

Женька сказал:

— А ко мне приходил папа. Ты знаешь?

Мама ласково

погладила его руку, почти не сминающую одеяло, и ничего не ответила.

— Только я не разглядел его, — продолжал он. — Луна мешала. Покажи мне папу, ладно?

Мама кивнула, а вечером принесла эту самую фотографию. С тех пор он и не расстается с ней.

Потом, конечно, Женька догадался, что все ему привиделось. Температура, как сказала мама, была очень высокая: почти сорок. Но Женька все равно немного обиделся на папу. Мог же он прилететь хоть на минуточку! Ведь Женька так болел и так ждал его…

Тонко и назойливо пищали комары, в палате стало совсем темно. Сейчас прибегут ребята с вечерней линейки. Будут шумно укладываться, кидаться подушками, раскачиваться на кроватях и прыгать, стараясь достать лампочку, которая висела на длинном шнуре посреди комнаты.

Женька быстро расстелил постель и с головой залез под одеяло. Он не любил эти «спортивные» упражнения. Из-за очков: еще разобьешь нечаянно!

А сегодня он просто спрятался: придут, полезут с расспросами. Женька слышал, как ребята дергали его одеяло, как приходила воспитательница и тихо звала: «Сергеев!». Но Женька притворился спящим, не отозвался, и его оставили в покое.

Ребята уснули быстро. Только он один долго лежал с открытыми глазами и думал о том, что завтра приедет Евгений Иванович и все объяснится, и они помирятся с Женькой-два. Не может быть, чтобы не помирились. Женька ведь хорошая, настоящая! А когда вернется мама, будет и вовсе здорово! Они заживут все вместе: папа, мама, Людмила Петровна и они с Женькой. Даже в гости ходить не придется…

Мальчик улыбнулся в темноте. Хорошо все-таки, что Евгений Иванович обнаружился, то есть, папа. И мама очень обрадуется. Завтра нужно послать ей телеграмму: «Нашелся папа. Привет. Женька». Она, может, даже приедет раньше из своей экспедиции.

Темнота сгустилась, и открытые Женькины глаза ничего уже не различали. Засыпая, он успел еще подумать о том, что завтра они вместе с Евгением Ивановичем, то есть, с папой, испытают планер, и что нужно будет обязательно показать ему марки. Особенно ту, в серебряном пакетике, индийскую, где слон и змеи…

9.

Наступило утро. Ясное, умытое, росистое — обычное нынешним жарким летом. Обычное для всех, но не для Женьки. Начался день самый замечательный в его жизни: сегодня к нему приезжает отец!

Он сойдет с автобуса и пойдет через поле, а Женька побежит ему навстречу. И папа, то есть, Евгений Иванович поймает

его налету и подкинет! Высоко–высоко! И Женька уже не испугается, как тогда на реке.

А потом они поздороваются, как мужчины, за руку, и пойдут рядом. И все увидят, какой у него отец — большой, сильный…

Это такое странное чувство — знать, что к тебе приезжает отец! У тебя есть отец! У тебя!

Ощущение было настолько необычным, острым и тревожным, что Женька ни о чем другом думать не мог. Целый день он кружил возле автобусной остановки. «Приедет или нет?» — страх подбирался незаметно и заставлял торопиться сердце, а лоб становился сразу влажным и холодным.

Женька так устал от ожидания, что временами ему хотелось, чтобы ничего не было, чтобы никто не приезжал…

Но вот, наконец, пришел голубой автобус, постоянно ходивший к ним в лагерь, а из него вышел, вернее, выпрыгнул он, папа… Но Женька не побежал, как думалось ему, а почему-то остался стоять на месте. А побежал, наоборот, Евгений Иванович. Он бежал немного грузно и устало, как бегают все взрослые.

Он остановился в нескольких шагах. А Женька молча смотрел и никак не мог связать две простые мысли: Евгений Иванович — его отец?!

Сейчас, сейчас он скажет Женьке что-то очень важное. Самое важное! Для них обоих. И все станет просто и хорошо!

И вдруг рядом с Евгением Ивановичем возникло другое, бледное и напряженное лицо. Женька едва узнал его. Женька-два стояла чуть сзади и крепко держалась за отца. А еще дальше замерла Людмила Петровна, словно не решаясь подойти ближе. Обе они настороженно смотрели на Женьку.

«Все пропало! — с отчаянием подумал он. — Все пропало!»

Евгений Иванович словно угадал его мысли.

— Иди к матери, — приказал он дочери. — Подождите меня там, — он кивнул в сторону автобусной остановки. Но Женька-два только ближе придвинулась к отцу.

— Кому говорю! — повысил голос Евгений Иванович.

Девчонка как будто не слышала.

— Людмила, возьми её! — крикнул Евгений Иванович. — Безобразие!

Людмила Петровна подошла и что-то зашептала на ухо дочери. Но та лишь мотала головой, не спуская глаз с мальчугана.

Евгений Иванович раздраженно махнул рукой и отвернулся от них:

— Женя, вот я… Мы… приехали к тебе. Ты ждал?

Женька кивнул. «Зачем он привез их?! Зачем?»… Он понял, что не покажет этому человеку индийскую марку в серебряном пакетике. И планер будет испытывать один. И вообще он сейчас уйдет. Уйдет!

— Женя, пойдем куда-нибудь. Нам поговорить нужно с тобой, — слова у Евгения Ивановича складывались трудно, будто лепил он их неумело, кое-как, и они падали и рассыпались.

Женька-раз молча повернулся и повел всех на открытую эстраду. Там стояли скамейки, и днем всегда было безлюдно.