Жёнка

Katsurini Катерина

Бранко был хорошим парнем и обхаживал пороги Вилы. Она до сих пор его любит. А за внимание Борьки поначалу и не боролась, пока он не спас её из проруби, когда она прошлой зимой решила утопиться. Вот тогда и начались склоки меж жёнками.

– Цветочек, - нарушил мои раздумья Бер. Я наградила его пристальным взглядом и ощутила тоску. Знаю, что скажет.
– Я хочу уехать из дома. Ежели всё выйдет, я буду хорошо зарабатывать. Но работа ведь от одного града, до другого. Я не смогу быть рядом. В лучшем случае буду приезжать раз в седмицу, а может и раз в месяц.

– Я поеду с тобой.

– Цветочек, дома не будет

у нас. На постое у кого-то жить надобно.

– Мы поедем с тобой, - я показала рукою на живот. Затем заслонила ему рот рукою, не давая возразить, заглянула в очи.
– Я и малыш. Не знаю отчего, но я уверена, мы справимся. Се не обсуждается, и прикажи обратное, я не послушаюсь. Что до Голубы, я не знаю, как она решит. Но думаю, тоже поедет, с детьми. Ты ведь их родил, тебе и воспитывать. А ежели тебя не будет постоянно дома, то воспитает улица и вырастет из Врана ещё один Ухват - пригляд нужен обязательно. Снежик уже большой, и ты многое в него вложил, но Вран будет в лучшем случае маменьким сынком, так и держащимся за её поньку. Обдумай ещё раз и просчитай все варианты с оглядкой на будущее. Не вздумай только отказываться от строительства. Ты нашёл себя, нельзя потерять теперь.

Он осторожно взялся за мой стан, притягивая ещё ближе. С несколько мгновений просто глядел в очи. Старается прочесть меня?

Какое-то время мы просто молчали, встретившись взглядами. А потом я осмелилась озвучить просьбу, начав издалека:

– Бер, я люблю тебя...

– Что ты хочешь?
– резко перебил он.

Я отвела взгляд, не могу вынести, когда он так смотрит. Осуждающе что ли. Его руки напряглись, а от былой нежности не осталось и следа.

– Мне нужно вспомнить. Он ведь твой брат. До тех пор, пока жива память о них, они живут вместе с нами.

Его руки затвердели, словно камень взял меня в плен.

– Берушка...

– Не называй так меня.

– Расскажи, каким он был.

– Дитя ведь ещё не родилось, - попытался он возразить.

– Я не могу спать. Я схожу с ума. Ты всё время занят, а я думаю лишь о нём. Каким он был? Любил ли меня? Как я к нему относилась? Мы ведь должны чтить погибших и ушедших.
– Я умоляюще взглянула на него.
– Прошу, любимый.

– Не стоит на холоде стоять. Хоть и солнышко пригревает, да ещё не весна*,- он отстранился. И пошёл в сторону дома тестей.

А я стояла и глядела ему вослед, ощущая растерянность. Почти всё время я вспоминала брата Бранко, каким он был. Весёлый, но вмиг мог стать серьёзным. Когда мы были маленькие, я хвостиком за ним везде ходила. Он меня учил читать, почти сразу же, как сам научился. Отцу было некогда с подработкой в граде, ведь даже в зиму его почти не было дома. А Бранко любил меня больше остальных.

С думами о брате возникали мысли о Борове. Я переживала да поговорить с мужем не решалась. Как он воспримет сей разговор? Сейчас я люблю одного лишь Бера, не думаю, что соперник, пусть и в прошлом будет ему по душе. И нынче меня точила обида на мужа. сомневается в моих чувствах к нему? Слёзы не заставили себя ждать. Хотелось просто уйти, куда очи глядят. Что ж за жизнь такая?

Боги, за что мне все сии муки? Я подняла невидящий взор на небо.

– Даждьбог? Макошь? Зачем вы даёте жизнь, коли она полна страданий?

– Пойдём, - я подпрыгнула от неожиданно раздавшегося рядом голоса мужа. Он обнял меня, смахнул

изморози от слёз со щёк.
– Поговорим дома.

И я пошла по рыхлому серому снегу, уже начавшему оседать, в объятиях сурового, непробивного, но такого любимого человека. В груди затеплился росток надежды.

Глава 15

Вещи были сложены в сундук, который стоял у выхода в сенях и ждал отъезда домой.

– Пойдём, поговорим, - муж увёл меня в боковую дверь, ведущую в амбар.

Зимы были снежные, порою снега выпадало с человеческий рост и дверь невозможно было открыть. Потому делали крытые навесы для прохода в амбар, коровник. Более состоятельные земледельцы делали вообще переходы со стенами, полом. Мы довольствовались лишь крышею, которую Бер настелил заново с мальчишками. Снег ежели и наметало, то не так много, и легко разгребалось лопатою. В остальных же местах образовались утрамбованные стены мне по грудь. А что - не можем позволить стены из дерева, так сделаем из снега. Отец очень бережно относился к природе и всех детей приучал так же. Зачем тратить лес на то, без чего можно обойтись. Ну и тут ведь шло почтение к живому лесу, Лешему. Издавна, прежде, чем срубить дерево, спрашивалось на то дозволение у него и у духа лесных угодий. Или заходишь в лес, а тебя Леший уже ведёт, коли с ним поздоровался да озвучил ему причину. На дрова же брали уже поваленные древа.

Бер же и сам почитал природу, и с отцом моим соглашался в те немногие мгновения, когда они общались, сидя за столом. Дед Тур за столом молчал, словно отрешаясь от происходящего и ни на чьи вопросы не отвечал. Но я видела его хитрый взгляд, он просто понимал важность общения семьи, поэтому отдавал сие время нам.

Мы пришли к коровнику. Я прикоснулась к двери, выпуклой по срезам досок, но уже гладким, обточенным ветром, руками. Внутри было холодно, по сравнению с домом, но сено делало своё дело - утепляло неотапливаемые стены. Мы же не раздевались, придя с улицы.

Стоило переступить порог, как в нос ударил запах навоза, сена и коровы. Бурёнка, увидев нас, поприветствовала мычанием.

– И тебе здравия!
– я потрепала нашу старую коровку по голове. Сколько ей? Старенькая уже.

Муж положил руки на мои округлившиеся бока, притягивая к себе.

– Василиса, ты точно хочешь вспомнить?

– Но ты же против...

– Нет, я беспокоюсь лишь за твоё здравие да нашего малыша.

– Хочу.

Муж утянул меня в сторону, умостил на скрученное сено, заключил в объятия, снял платок, расплёл волосы. Он трогал мою голову, перебирая пряди. Нравится ему? Себя успокаивает или меня? Я всегда любила, как меня мама причёсывала в детстве и сейчас люблю, как он ласкает. Неужели муж поможет мне вспомнить? А как? Муж глубоко вздохнул.

– У нас было сложно с отцом, с самого детства, - начал он довольно тихо и медленно, словно каждое слово давалось ему с трудом.
– Он заставлял вкалывать, его мало интересовало, что мы думаем. Он был большаком, и любое неповиновение с нашей стороны заканчивалось розгами или выкидыванием в лютый мороз на двор.

Я был старше Борова, мне пары раз хватило, чтобы делать вид, что я подчиняюсь. Да и все знания, что отец передавал, я впитывал в себя. У меня была отличная память, стоило однажды услышать или увидеть, как я мог тут же нарисовать и написать буквица в буквицу.