Женщина в черном 2. Ангел смерти
Шрифт:
Гарри жадно, отчаянно хватал ртом воздух. Машина двигалась все медленнее.
А потом ветер донес до него новые звуки, неведомо как прорвавшиеся сквозь оглушительный рев волн.
Слабые жалкие звуки, однако ошибиться невозможно. Человеческий крик, за ним – еще и еще. Кто-то зовет на помощь. А потом – ничего, словно крики объяла и захлестнула бушующая вода.
Захлестнула?
Утопила?
Гарри остановил машину, отнял трясущиеся руки от руля. Попытался отсечь от сознания шум моря и замирающие, эхом отдающиеся мольбы о помощи,
Потер глаза. Осмотрелся. Прислушался. Крики утопающих смолкли. Гарри даже стало любопытно, в реальности ли он их услышал или принес сюда с собой? Внутри себя?
Он вдавил педаль газа в пол и поехал к твердой суше так быстро, как только мог.
За спиной у него медленно падали хлопья первого снега.
Лицо под половицами
Вечером Ева захлопнула парадную дверь и старательно закрыла замок ключом. На дворе было холодно, шел снег. Да и внутри, если честно, тоже немногим теплее.
«Гарри заехал в гости», – думала она. Гарри очень ей нравился. Такой обаятельный, такой красивый молодой человек, но это не главное, нет, в нем явно есть что-то большее. Кажется, внутри себя он носит некую затаенную боль или печаль, хорошо скрытую за озорным юмором, видимую далеко не каждому, но явную для тех, кто скрывает у себя в груди нечто похожее. «Родственные души, – мелькнуло в голове у Евы. – И – да, он тоже мной заинтересовался!»
Даже не пытаясь стереть с губ улыбку, она вернулась в холл – и внезапно замерла на полушаге.
Под ногами хрустнула половица.
Ева снова ступила на нее. Очень осторожно.
Половица была вздувшаяся, бесформенная, почерневшая от гнили и сырости, а еще в ней, прямо посередине, красовалась изрядная дыра. «Опасно для детей, – подумала Ева, – пускай-ка Джим Родс в следующий приезд ее заменит. Или Гарри».
При мысли о Гарри на губах у нее вновь заиграла улыбка.
Ева опустилась на колени, чтоб получше осмотреть дыру, и отдернулась в шоке.
Глаза. Темные на белом лице, сверкающие ненавистью и угрозой, эти глаза смотрели на нее снизу вверх, из-под половиц.
Сердце в груди у Евы заплясало. Она склонилась сильнее и пристально вгляделась в дыру.
Никого, разумеется.
Ева поднялась на ноги, окинула взором холл – тот был пуст. Она торопливо прошла на кухню, распахнула дверь – там сидела у стола Джин, устало растиравшая опухшие щиколотки. Подняла взгляд на разгоряченное лицо молодой учительницы.
– Чайник вскипел, хотите? – кивнула директриса на чашку на столе.
– Извините, – Ева сглотнула, – это не вы сейчас были в подвале?
– Пару минут назад была, – сказала Джин, в последний раз потерла ногу
Ева посмотрела на пол. На Джин. На чашку чая на столе, на поднимающийся от чашки пар. Нет, может, она и впрямь случайно увидела в дыре в половице Джин? Но тогда как ей удалось подняться в кухню за время, которое потребовалось Еве, чтоб до той же самой кухни добраться из холла? Да еще и чайник вскипятить?
– Выпейте чаю, – посоветовала Джин.
Ева вышла из ступора.
– Чаю? Ах да… конечно.
«Может, со мной что-то творится? – думала она. Может, я с ума схожу? Сначала прошлая ночь, а теперь еще и это?»
Она взяла чашку из буфета, налила в нее чай из чайника.
Галлюцинация, вот и все. Как и прошлой ночью. Что ж еще? Разумеется, галлюцинация.
Села за стол, отхлебнула из чашки. Приказала себе: не смей об этом думать, поговори о чем-нибудь нормальном.
– А вашего супруга… с началом войны немедленно призвали опять? – брякнула Ева и незамедлительно раскаялась в своих словах. Или недостаточно ясно Джин до нее донесла, насколько не терпит вопросов о своей частной жизни?
К ее огромному удивлению, директриса лишь мягко улыбнулась:
– Нет. Он у меня с действительной службы и не уходил. И мальчики наши оба – тоже военные.
Ева подалась вперед, потянувшись к нежданной теплоте:
– А фотографии их у вас есть?
В глазах Джин будто ставни захлопнулись.
– С чего бы? Я и без того помню, как они выглядят.
Ева поднесла чашку к губам. Старательно отпила. Попробовала снова, тихо, осторожно:
– А где они служат?
Джин аккуратно пригубила чай, сглотнула обжигающую влагу и, кажется, снова немного расслабилась.
– Один в Африке воюет, второй – во Франции. И муж мой – тоже во Франции.
Глядя мимо Евы, снова пригубила из чашки.
– А вы…
Джин спокойно смотрела на нее.
– Я стараюсь о них не думать. Они далеко отсюда. Если я начну гадать, что да как… кто знает, к чему приведут меня подобные тревоги?
Директриса отвернулась, однако Ева все равно успела разглядеть – в глазах у нее блестят слезы. Подумала о том, что сказал Джим Родс, и решила не развивать опасную тему дальше.
Джин допила чай и встала.
– Доброй ночи, Ева.
У Евы дыхание замерло. Впервые в жизни стальная директриса назвала ее по имени! Ошеломленная, она с огромным трудом выдавила из себя ответное пожелание спокойной ночи.
Пламя в небесах
Эдвард не мог уснуть. Крепко зажмурившись, он старался лежать в постели совсем неподвижно, однако толку что-то не было. Сна ни в одном глазу, палец по-прежнему во рту, мистер Панч крепко прижат к груди. Он знал – прочие ребята о нем сплетничают, но, хотя и это особенно спокойному сну не способствовало, главной причиной его бессонницы являлись не сплетни.