Женщина в общественных движениях России
Шрифт:
У каждаго политическаго движенія есть свои мистики. Одинъ изъ нихъ, въ глухомъ сибирскомъ городк, уврялъ меня, что для русской женской эволюціи вообще, a для революціи въ особенности, апокалипсическое имя – Софья. Оно, дйствительно, чрезвычайно часто повторяется и въ боевыхъ революціонныхъ реляціяхъ: Софья Перовская, Софья Лешернъ, Софья Бардина, Софья Гинсбургъ, и въ лтописяхъ научнаго женскаго движенія: Софья Кавелина, Софья Ковалевская. Софь Перовской, какъ террористк, суждено было взять самую высокую ноту революціоннаго діапазона. Софь Бардиной – выпало на долю суммировать причины, сдлавшія русскую женщину душою революціи. Ея знаменитое послднее слово на суд – евангеліе той «мирной культурной пропаганды», которою дышало русское освободительное движеніе до перелома, ознаменованнаго выстрломъ Вры Засуличъ. Я позволю себ напомнить два мста изъ этой общей программы, гд Софья Бардина, какъ женщина, говоритъ за женщинъ:
– Относительно семьи я также не знаю: подрываетъ ли ее тотъ общественный строй, который заставляетъ женщину бросать семью и идти для скуднаго заработка на фабрику, гд неминуемо развращаются и она, и ея дти; тотъ строй, который вынуждаетъ женщину, вслдствіе нищеты, бросаться въ проституцію и который даже санкціонируетъ эту проституцію, какъ явленіе законное и необходимое во всякомъ благоустроенномъ государств; или подрываемъ семью мы, которые стремимся искоренить эту нищету, служащую главнйшей причиной всхъ общественныхъ бдствій, въ томъ числ и разрушенія семьи?
И – конецъ рчи, который хорошо и справедливо звучитъ еще и для нашихъ дней:
– Наступитъ день, когда даже и наше сонное и лнивое общество проснется и стыдно ему станетъ, что оно такъ долго позволяло безнаказанно топтать себя ногами, вырывать y себя своихъ братьевъ, сестеръ и дочерей и губить ихъ за одну только свободную исповдь своихъ убжденій! И тогда оно отомститъ за нашу гибель… Преслдуйте насъ – за вами пока матеріальная сила, господа; но за нами сила нравственная, сила историческаго прогресса, сила идеи, a идеи – увы! – на штыки не улавливаются!
Бардина, безъ ложной скромности,
– A не улавливаютея идеи на штыки потому, что мы идемъ на штыки за идеи! И идемъ не однажды, не случайно, не мгновеннымъ порывомъ и вдохновеніемъ страсти, но изо дня въ день, годъ за годомъ, всю свою жизнь!
Для всхъ этихъ женщинъ, покуда он въ Россіи, жизнь длится на тюрьму и дятельность. Если он не въ тюрьм, значитъ – он агитируютъ. Если он не агитируютъ, значитъ, он въ тюрьм. Какой фантастическій романъ можетъ сравниться съ біографіей Перовской, съ ея арестами, побгами, переодваніями, отчаянною работою въ подкопахъ, тюрьмами и перелетами изъ конца въ конецъ по Россіи? Но вдь Перовская – только наиболе типическая индивидуальность, боле или мене такъ жили вс ея подруги по длу. Ихъ фанатизмъ къ работ свободы страшенъ въ своей несокрушимой гибкости, какъ клинокъ толедской стали. Когда, въ 1878 г., не удалась вооруженная попытка отбить y жандармовъ Войнаральскаго, участники покушенія гораздо больше, чмъ полиціи, боялисъ: что скажутъ женщины партіи? что скажетъ Перовская? Гартманъ съ товарищами ршили – въ случа обыска, не отдаваться живыми, похоронить себя вмст съ жандармами подъ разваливами дома. Ho y кого не дрогнетъ рука произвести самоубійственный взрывъ? Общимъ ршеніемъ выбираютъ Перовскую. Софь Лешернъ смертная казнь замнена пожизненною каторгою. Она впала въ истерику и рыдала весь день, оскорбленная, что y нея отняли честь умереть съ товарищами – Браднеромъ, Антоновымъ и Осинскимъ. Лешернъ была взята при вооруженномъ сопротивленіи. Гд женщины революціи, тамъ, посл выстрла Засуличъ, почти всегда и вооруженное сопротивленіе. Он не боялись ни боя, ни тюрьмы, ни казней. Он – «неисправимыя». Кутиновская бжитъ изъ Нерчинска. На свободу? Нтъ – только, чтобы стрлять въ генералъ-губернатора Ильяшевича. Имя Вры Засуличъ впервые мелькаетъ мимоходомъ еще въ нечаевскомъ процесс! Кто разъ появился ва роковомъ красномъ фон, остается на немъ вчно, лишь перемщаясь, какъ свтящаяся муха. Мужчины устаютъ, мужчины мняютъ мннія, мужчины иногда просятся на отдыхъ и сдаются на капитуляцію подъ милостивыя условія частныхъ амнистій. Въ женской революціи процентъ сдающихся до того ничтоженъ, что даже не легко припоминаются имена. Въ организаторскихъ създахъ 1879 года, ршившихъ судьбу Александра II, участвовали равно мужчины и женщины, но женская группа ихъ не выдлила впослдствіи ни Тихомирова въ кофточк, ни Гольденберга въ юбк. Когда женщина старой русской революціи устаетъ и не надется на свои силы, чтобы дале нести свой крестъ мести и печали, y нея одинъ выходъ – въ могилу. Бывали годы, наполненные такимъ отчаяніемъ женскимъ, что самоубійства повторялись чуть ли не эпидемически. Ужасенъ въ этомъ отношеніи некрологъ 1883-ro года, въ теченіе котораго въ Женев застрлилась Софья Бардина, въ Берн отравилась Евгенія Завадская, въ Красноярск отравиласъ Колотилова, въ Енисейск – Лидія Клейнъ, въ дом предварительнаго заключенія повсилась Настасья Осинская, сестра знаменитаго Валеріана Осинскаго, повшеннаго въ Кіев въ 1879 году – и рабочій Бочинъ въ Якутской области задушилъ Елену Южакову, въ развязк романической исторіи, что, собственно говоря, слдуетъ отнести тоже къ разряду нравственныхъ самоубійствъ. И, все-таки, опять надо сказать: женскіе нервы выдерживали борьбу съ большею выносливостью, чмъ мужскіе. Просматривая въ книг Бурцева некрологи революціи съ 1875 года по 1896 годъ, я насчиталъ 48 мужскихъ самоубійствъ на 15 женскихъ. Количество женскихъ сумасшествій относится къ мужскому, какъ 5:12. Цифры эти, конечно, далеки отъ точности и, при томъ, говорятъ только о вождяхъ, такъ сказать, объ аристократіи движенія: масса отъ нихъ ускользнула и врядъ ли поддается подсчету, – но схему отношеній он, во всякомъ случа, даютъ – и съ достаточною выразительностью. Наоборотъ, выносливость физическая, какъ и слдовало ожидать, несравненно дольше сохраняетъ мужчинъ въ тюрьм и ссылк и длаетъ боле удачными ихъ побги. Для женщины Восточная Сибирь и каторжная тюрьма – смертный приговоръ, растянутый не боле, какъ на два, на три года, много – на пять лтъ. Поразительный примръ Вры Фигнеръ, которую не могли ни заморить, ни измнить двадцать лтъ шлиссельбургской кельи, своею исключительностью только подчеркиваетъ общее правило. Уходя въ революцію, женщина твердо знала, что обрекаетъ себя на смерть скорую и неминуемую – отъ правительственной ли кары, отъ своей ли руки, что революціонная работа есть самый быстрый и врный способъ украсть y себя жизнь. Но рдко кого смущало это сознаніе. Сильные женскіе характеры встаютъ одинъ за другимъ непрерывною цпью – и не только по одиночк, a очень часто цлыми группами. Революція иметъ свои женскія династіи: сестры Фигнеръ, сестры Любатовичъ, Субботины. Разсматривая женскія революціонныя самоубійства, не трудно видть, что большинство ихъ создано или, дйствительно, такою безысходностью положенія, что только и остается – перерзать себ осколкомъ стакана сонную артерію, какъ Гинсбургъ въ Шлиссельбург, или вполн понятнымъ отчаяніемъ ранней юности. Въ 1881 году въ Красноярск повсилась семнадцатилтняя Викторія Гуковская, осужденная на поселеніе по одесскому длу въ 1879 году, когда ей было всего 14 лтъ. Не то удивительно, что ребенокъ лишилъ себя жизни, – удивительно, что онъ терплъ жизнь два года!
VII
Система «просвщеннаго абсолютизма» оказалась не по плечу русской монархіи, и въ 1887 году императоръ Александръ III написалъ на доклад графа Делянова свою знаменитую резолюцію:
– Прекращай образованіе!
Резолюція опоздала: Александръ III, съ обычною ему откровенностью, только прямо приказалъ и назвалъ по имени процессъ, длившійся уже 15 лтъ. Для мужского образованія ршительною эрою прекращенія была побда толстовской классической системы. Для женскаго – одновременное правительственное сообщеніе, направленное противъ русскихъ студентовъ въ Цюрих, отъ 21 мая 1873 года. Этотъ замчательный документъ, сохранившись для потомства, будетъ возбуждать въ грядущихъ вкахъ такое же печальное изумленіе, съ какимъ мы читаемъ «Молотъ на вдьмъ» какого-нибудь Спренглера или «Демономанію колдуній» Бодена: несокрушимый мавзолей человческаго самодурства и лукаваго суеврія! Извстно, что въ документ этомъ русскія учащіяся женщины приравнены къ проституткамъ, a двушки обвинены въ изученіи акушерства съ спеціальною цлью длать выкидыши. За неимніемъ другого авторитета къ подтвержденію этихъ сплетенъ, правительственному сообщенію пришлось ссылаться на квартирныхъ хозяекъ города Цюриха: Марта Швердлейнъ приглашена въ судьи и законодательницы нравственности! Въ политической части своей документъ гласитъ чистосердечно: не желаю студентокъ за границею, потому что ими держится революціовная почта и создается вихрь политической агитаціи. «Правителъство не можетъ допустить мысли, чтобы два-три докторскіе диплома могли искупить зло, и потому признаетъ необходимымъ положить конецъ этому ненормальному движенію».
Такимъ образомъ государство не постснилось оклеветать своихъ образованныхъ женщинъ предъ цлымъ міромъ. Правда, что, мимоходомъ, оно и себя не пожалло въ этомъ правительственномъ сообщеніи, торжественно и буквально провозгласивъ себя «отставшимъ отъ другихъ европейскихъ государствъ». Клевета эта русскимъ учащимся женщинамъ, что называется, сокомъ вышла – даже и за границею, не говоря уже объ отечественныхъ ндрахъ. Невроятный цинизмъ правительственнаго сообщенія важенъ и любопытенъ еще и тмъ, что онъ санкціонировалъ почти дословно литературнуюттравлю и полемическія идеи Лскова, Клюшникова, Всеволода Крестовскаго, Болеслава Маркевича, Авенаріуса, отчасти Достоевскаго и другихъ борцовъ противъ женскаго просвтительнаго движенія, всуе призывавшихъ имя «семейнаго начала». Въ будущемъ же правительственпое сообщеніе приготовило полную программу для публицистической порнографіи Цитовича, для пасквилей Дьякова Незлобина и для фельетонной дятельности гг. Мещерскаго и Буренина, благополучно длящейся даже и до сего дня. Недостаетъ въ программ только пагубнаго вліянія инородцевъ и, въ особенности, евреевъ. Какъ ни дико правительственное сообщеніе, все же оно датировано царствованіемъ Александра II, когда государство не усовершенствовалось еще до взаимотравли гражданъ своихъ кишиневскими и бакинскими погромами. Но и этотъ малый проблъ государственнаго акта былъ успшно пополненъ усердіемъ частныхъ добровольцевъ – ташкентцовъ слова, ташкентцовъ печати, ташкентцовъ дйствія. Два свойства поражаютъ безпристрастнаго человка, когда онъ читаетъ плоды двадцатииятилтней литературно-государственной войны съ женскимъ умомъ: откровенный ирреализмъ ея – совершенное отсутствіе фактическаго наблюденія, да и нежеланіе наблюдать, и головной развратъ всхъ этихъ отсебятинъ, преподносившихъ обществу, подъ видомъ семейной сатиры и морали, безудержную и вычурную порнографію. Больше всего претерпвали отъ этихъ половыхъ извращеній общественной мысли женщины-врачи. Не только отдаленные потомки, но уже и молодые люди ХХ-го вка съ трудомъ поврятъ, что, всего пятнадцать лтъ назадъ, можно было изображать сельскую школу уютнымъ и чуть не бархатами обитымъ гнздышкомъ устарвшей полудвицы на содержаніи вліятельнаго земца; въ школ говорятъ по-французски, смакуютъ Арманъ Сильвестра и пьютъ тонкіе ликеры. Между тмъ, это лишь одна изъ невиннйшихъ фантазій, которыми угощалъ свою публику покойный и, я думаю, тогда уже полубезумный Житель. Инородческое вліяніе на женскій вопросъ въ Россіи опредляется соприкосновеніемъ русскаго прогресса съ польскимъ освободительнымъ движеніемъ и еврейскимъ равноправіемъ. Польское вліяніе сказывалось на русскихъ двушкахъ боле отвлеченно, – какъ общій примръ неутомимаго національнаго стремленія къ свобод. Первый русскій политическій процессъ, въ которомъ участвуетъ женщина, – въ 1855 году, Возницкаго съ дочерью, за распространеніе въ Тамбовской губерніи прокламацій о возстановленіи Польши. Въ 1863 году русскія образованныя женщины стояли нравственно на польской сторон, какъ, впрочемъ, и большая часть тогдашней интеллигенціи. Было много участницъ повстанья не только мыслью и словомъ, но и дломъ. Знаменитая Анна Пустовойтова тутъ не примръ, потому что она была полька по матери, получила польское воспитаніе,
Всесословныя учебныя заведенія, развитыя эпохою реформъ Александра II, сблизили русскую двушку съ двушкою-еврейкою. Польское вліяніе на русскую женщину парализовалось нсколько аристократичностью польской интеллигенціи и ярко выраженнымъ націонализмомъ ея стремленій. Русскія передовыя движенія всегда демократичны по существу, и, кажется, нтъ на земномъ шар мастеровъ, боле искусныхъ освобождаться отъ національныхъ привязокъ для всемірнаго гражданства, чмъ мы, русскіе «всечеловки». Космополитическій идеалъ входитъ въ насъ вмст съ западнымъ образованіемъ, a Достоевскій даже проговорился, что мы съ нимъ родимся. Надежды національной свободы всегда сливались y насъ съ мечтою международнаго братства. Русская свобода всегда грезится намъ, какъ ступень къ переустройству соціальнаго строя во вселенной, какъ сигналъ къ свобод всего міра. И нтъ въ цломъ мір движенія свободы безъ участія русскихъ бойцовъ. Необыкновенно типическая и яркая тнь Бакунина безсмертна въ русской революціи, и женщины отзываются ея призывамъ едва ли не съ большею живостью, чмъ мужчины. Русскія сестры милосердія перевязывали раны гарибальдійцевъ и герцоговинскихъ повстанцевъ. Он были всюду, гд мужчины дрались за свободу. Баррикады парижской коммуны имли русскую представительницу, въ лиц Корвинъ-Круковской (Жакляръ), a въ организаціи миланскаго возстанія 1897 г. на первомъ план стоитъ русская соціалистка, женщина-врачъ Анна Кулишова. Этотъ природный демократизмъ и космополитизмъ русской натуры дали широкое поле къ сближенію нашихъ двушекъ съ еврейками. Несмотря на вс ужасы и массовыя преступленія, направленныя противъ евреевъ въ Россіи послднихъ двухъ десятковъ лтъ, въ настоящее время ясно, что антисемитизмъ не есть наше органическое зло и никогда имъ не былъ. Это преходящій наносъ. Онъ вспыхиваетъ въ русскомъ народ, какъ скверная историческая привычка, поощряемая и подстрекаемая еще боле скверною политикою самодержавной бюрократіи Игнатьевыхъ, Плеве и Булыгиныхъ. Впечатлнія кишиневскаго погрома съ поразительною яркостью доказали единство въ дух обществъ русскаго и еврейскаго. Глубокій стыдъ покрылъ тогда всю мыслящую Россію, и для десятковъ тысячъ русскихъ людей, до тхъ поръ беззаботныхъ къ политическимъ вопросамъ, дата кишиневскаго погрома сдлалась датою прозрнья внутрь себя, сигналомъ къ воплю: такъ дальше жить нельзя! такъ жить позорно! Дло еврейскаго равноправія и дло русской свободы неразрывны, и одно не осуществимо безъ другого. Нагляднйшимъ показаніемъ искусственности русскаго антисемитизма является его однополость. Русскій антисемитизмъ – сплошь мужской, женскаго антисемитизма въ Россіи не было и, смю думать, нтъ. Единичныя выходки противъ евреекъ какой-нибудь старой начальницы гимназіи или классной дамы, начитавшейся въ «Новомъ Времени» доказательствъ г. Меньшикова, что евреи виноваты въ бдствіяхъ японской войньг, говорятъ только о дурномъ вліяніи антисемитическихъ демагоговъ на весьма рдкія, исключительно слабыя головы, къ тому же – отходящаго поколнія. Товарищескія отношенія мальчиковъ-евреевъ съ русскими мальчиками въ среднихъ учебныхъ заведеніяхъ иногда портятся, и даже довольно обостренно, антисемитическими предубжденіями, перенятыми отъ взрослыхъ. Въ женскихъ учебныхъ заведеніяхъ это большая рдкость. И, гд есть подобная вражда, можно быть твердо увреннымъ: ее породила и развиваегь искусственная дрессировка, приказанная свыше. Тамъ же, гд дти предоставлены сами себ, – напротивъ: я, напримръ, лично слыхалъ много разъ, какъ русскія двочки выражали негодованіе, что вотъ такая-то учится въ класс лучше всхъ, но ей не даютъ перваго мста, потому что еврейка. Въ высшемъ образованіи, еврейки-курсистки заняли передовыя позиціи съ такою твердостью и такъ по достоинству, что опять-таки всякое русское общественное дло находило въ нихъ самый живой и дятельный нервъ свой. Въ русскую женскую силу подруги-еврейки внесли свою быструю отзывчивость, впечатлительность, свой общительный пламенный и упорный темпераменгъ. При томъ, русская образованная еврейка – обыкновенно, пылкая энтузіастка именно русскаго соціальнаго прогресса. Типы современной еврейской молодежи, изображаемые талантливымъ Юшкевичемъ, чрезвычайно многозначительны въ этомъ отношеніи. Даже соблазнительный націоналистическій идеалъ сіонизма, по-видимому, часто встрчаетъ камень преткновенія въ этомъ своеобразномъ патріотизм. А революціонная русская исторія считаетъ въ своемъ недолгомъ прошломъ столько еврейскихъ жертвъ за русское дло, что могильными курганами ихъ можно бы уставить дорогу отъ Парижа до Петербурга. Классическій тезисъ петербургскаго охранительства, что «революцію длаютъ жиды» звучитъ слишкомъ розовымъ самоутшеніемъ, но, конечно, безъ еврейской энергіи, русская освободительная борьба шла бы впередъ гораздо боле медленнымъ шагомъ. Сочетаніе двухъ народныхъ темпераментовъ сдлало ее гибкою, живучею, безсонною. Еврейскій элементъ – дрожжи, которыя поднимаютъ богатую опару талантливой русской обломовщины.
VIII
Много враговъ имла русская женщина за сороколтіе, отдляющее насъ отъ эпохи реформъ, друзей же и союзниковъ – мало. И т, съ которыми осталась она въ семидесятыхъ годахъ и шла дальнйшими десятилтіями, были, если сильны талантами и крпки убжденіемъ, то слабы государственнымъ авторитетомъ. Все свое современное просвтительное значеніе русская женщина создала и завоевала сама – безъ штурмовъ, но долгими и упорными блокадами, отразивъ тысячи жестокихъ вылазокъ. Въ свое время мы видли, какъ переродились русскіе жоржъ-зандисты, когда идеи женской эмансипаціи стали переходить изъ мечтаній въ дйствительность. Ученики Чернышевскаго, Михайлова, Писарева, Шелгунова оказались много тверже своихъ предшественниковъ, и теоретическая защита женскаго вопроса не умолкала, посл шестидесятыхъ годовъ, ни на единый день. Но, во-первыхъ, образъ жизни трибуновъ переходной эпохи былъ кочевой до такой непроизвольной степени, что, выйдя изъ дома въ редакцію, публицистъ вмсто того вдругъ оказывался въ Олонецк или въ Пинег. Во-вторыхъ, вожди – не войско. Восьмидесятые годы во многомъ напоминаютъ Павловъ терроръ съ тою разницею, что, вмсто безумной запальчивости, правительственный обухъ воскресшаго гатчинскаго режима опускался на оцпенлую Россію холодно, разсчетливо, a потому и съ боле тяжкими результатами. Этому времени, помимо прямыхъ его репрессій, удалась та реакція, которая опасне ссылокъ, тюремъ и вислицъ: оно успло развратить общество. Режимъ эпохи неутомимо твердилъ о семь, націи, долг, подвиг и плъ сладкогласные гимны `a la russe во славу добродтели. Однако, на самомъ дл, во всхъ культурныхъ отрасляхъ жизни онъ строго проводилъ программу весьма недобродтельнаго Наполеона III: убивай политическую мысль и оставь людямъ ихъ удовольствія. Это пора систематическаго оглупленія университетовъ, печати, театра, – всего, что можетъ содйствовать политическому общенію подданныхъ. И, наоборотъ, пора открытаго покровительства всмъ эгоистическимъ наклонностямъ и страстишкамъ, – съ поразительыою быстротою переработавшимъ огромную часть нашей интеллигенціи въ обывательщину чеховскихъ разсказовъ. Однимъ изъ наиболе мрачныхъ и хроническихъ симптомовъ этого разврата эпохи была открытая война противъ женскаго образованія и труда. Правительство вело ее при полномъ сочувствіи значительной доли буржуазныхъ группъ, въ которыя частію выродились и отъ которыхъ слишкомъ много зависятъ даже и свободныя русскія профессіи.
Удивительную скачку съ головоломными препятствіями представляетъ собою исторія русскаго женскаго просвщенія въ два послднія царствованія! Съ 6-го августа 1882 года по 8 мая 1886 года тянется смертельная агонія женскихъ высшихъ курсовъ. Сыпятся циркуляры, обрывающіе или стсняющіе доступъ въ среднія учебныя заведенія для двочекъ низшихъ сословій и для дочерей недостаточныхъ родителей. Много и справедливо писано въ защиту «кухаркина сына», съ тхъ поръ, какъ ему, къ восторгу кн. Мещерскаго, объявилъ войну покойный графъ Деллновъ. Педагогическія мытарства и страданія «кухаркиной дочери» проходили и проходятъ подъ шумокъ. Обществу все какъ-то не до нихъ! И это «не до нихъ» опасне и горше правительственной репрессіи. Когда какая-нибудь высокопоставленная патронесса лепечетъ депутаціи двушекъ, ищущихъ высшаго образованія, полурусскимъ своимъ языкомъ о необходимости быть женою и матерью и прясть шерсть y домашняго очага, это не удивительно: другого и ждать нельзя. Но, когда подобныя же разсужденія всплывали на страницахъ спеціальныхъ журналовъ, обороняя отъ женской конкурренціи мужчинъ-врачей или адвокатовъ, то становилось жутко и «за человка страшно». A вдь такіе Геростратовы эффекты въ девяностыхъ годахъ повторялись сплошь и рядомъ.
Конецъ девяностыхъ годовъ ознаменованъ въ Европ ростомъ такъ называемаго феминистическаго движенія. У насъ въ Россіи теоретическими именами оно представлено очень слабо. Но, если вглядываться въ культурную работу послднихъ десятилтій, то он оказываются полны практическаго, инстинктивнаго феминизма, трудившагося, не называя себя, можетъ быть, иногда и безсознательно, но не покладая рукъ и поднявшаго русскую женщину на уровень гражданскаго развитія, которое, въ настоящее время, длаетъ очереднымъ вопросомъ приближающейся русской свободы – вопросъ о женскомъ политическомъ равноправіи въ будущемъ государств.