Женщины-масонки
Шрифт:
Филипп, видимо, понял, о чем она подумала, ибо заговорил полушутливым тоном:
– Да, не больно-то здесь роскошно… четыре стены и мебель девяностых годов прошлого века… Не беда! Я уверен, что Беранже одобрил бы эту обстановку в лучшей из своих песен.
Он сел на постель.
– Это напоминает мне время, когда я изучал право,– продолжал он.– Все говорят, что это было хорошее время… Что ж, теперь хорошее время начинается для меня снова: ведь для того, чтобы ничем не отличаться от студента, мне не хватает только трубки на камине да скелета в шкафу… Вам лучше, Марианна?
– Да, благодарю
– Откровенно говоря, я никак не ожидал, что снова увижу вас, особливо в таковых обстоятельствах. Но что бы ни привело вас ко мне, добро пожаловать! Если бы вы заранее предупредили о своем визите, я постарался бы замаскировать убожество этого жилища.
– Так, значит, вы живете здесь? – медленно произнесла она.
– Да.
– Мне жаль вас, Филипп.
– В добрый час!… Из трех или четырех человек, которые здесь побывали (прошу вас поверить мне, хотя это говорю я), вы единственная не сказали: «Ба! Это именно то, что вам нужно,– ведь вы холостяк!…» А вы разделяете мое мнение, что здесь отвратительно, не правда ли?
– И вы живете здесь уже три месяца! – не слушая его, сказала она.
– А, так и это вам известно? Ну да, Боже мой, три месяца! Крах может случиться с каждым, случился он и со мной. Я потерял все, я постепенно распродал вес – мои картины, мою мебель, мою бронзу…
– И… вы страдаете? – с жадным любопытством спросила Марианна.
Филипп поглядел на нее с изумлением.
– Нет! – резко ответил он.
– Но за два года вы ни в чем не преуспели?
– Ни в чем, ваша правда.
– И в течение этих двух лет и люди, и обстоятельства были против вас?
– Да; но кто же все это вам рассказал?
– Я знаю все, что касается вас, Филипп.
Он встал.
– Что ж,– изменив тон, заговорил он,– если вам угодно насладиться моим унижением – сделайте одолжение: вы имеете на это право. Смотрите: я разорен, я бедствую. Да, могу вас уверить: вы отомщены вполне; вы не могли бы желать большего; это называется прийти как нельзя более кстати. Бейте же, прикончите меня: я повержен наземь; будьте безжалостны: я беззащитен.
– Я пришла сюда не затем, чтобы издеваться над вашим несчастьем.
– Ба! Вы имеете право на это!
– Я пришла и не затем, чтобы напомнить вам о том, как вы виноваты.
Разговаривая с Филиппом, она не спускала с него глаз, но взгляд ее был нежным и сострадательным; она следила за каждым его движением, ловила каждое его слово.
–• Но в таком случае зачем же вы пришли, Марианна? – спросил он.
– Потому что я по-прежнему люблю вас!
Филипп помрачнел.
– Да, конечно,– повинуясь своему порыву, продолжала Марианна,– вы были ко мне безжалостны, жестоки, вы не избавили меня от малейшего унижения, от малейшей обиды; вы обращались со мной хуже, чем мои отец и мачеха; ни один человек не сумел бы причинить мне столько зла, сколько причинили вы, и если бы моя ненависть была столь велика, сколь те унижения, которым вы меня подвергали, я должна была бы ненавидеть вас люто, но…
Она остановилась и посмотрела ему в лицо.
– Но я не могу! Не могу! Не могу!– в отчаянии вскричала она.
Он не ответил: он предвидел так называемую «сцену» и, покорившись обстоятельствам, переносил ее молча.
– Сколько раз вы разрывали мне
Она опустилась на колени.
– Филипп, я побеждена. Память о тебе оказалась сильнее всего на свете. Хочешь принять мою жизнь и мою преданность? Я принесла их тебе.
– Полно, Марианна! Что за ребячество! – сказал он, пытаясь поднять ее.
– Может быть, тебе нужна рабыня? Если ты потребуешь, я стану для тебя не кем-то, а чем-то. Только бы жить подле тебя, остальное мне безразлично. Я отказываюсь от борьбы: ты будешь повелевать, я буду подчиняться. Позволь мне любить тебя: ведь тебе это ничего не стоит!
– Дорогой друг! – заговорил Филипп.– Вы все так же романтичны, как и в былые времена. Вы хотите начать все сначала, а это невозможно. Будьте же благоразумны, черт побери!
Марианна заговорила снова; руки ее дрожали.
– Но ты несчастен, Филипп, ты одинок! В таких обстоятельствах люди обыкновенно ищут того, на чью любовь они могут опереться. Моя любовь подверглась слишком многим и слишком суровым испытаниям, чтобы ты мог в ней усомниться.
– Я нисколько и не сомневаюсь в этом, и я отдаю вам должное, Марианна. В моей памяти вы навсегда сохраните самое почетное место. Но я взял за правило никогда не возвращаться в прошлое; я остерегаюсь перечитывать книгу, которая привела меня в восторг; я тщательно избегаю тропинок, по которым когда-то блуждал с упоением, ибо книга может принести мне разочарование, а тропинки могут быть изрыты по приказу местных властей. Моя религия и моя поэзия – это мои воспоминания. Не упорствуйте же, Марианна! История наших отношений осталась в прошлом; это горстка пепла, которую я бережно храню; не пытайтесь раздуть из него огонь: пепел не загорится, он разлетится, и тогда от него уже ничего не останется.
– Филипп!– заливаясь слезами, воскликнула Марианна.
– Нет!
– Ради тебя я стану другой женщиной, вот увидишь!
– Но я-то навсегда останусь все тем же мужчиной! Я согрешил перед вами, и я не хочу совершать новых грехов. Оставим все как есть, повторяю вам. Жизнь не должна растрачиваться на повторения. Прощайте, Марианна!
– Прощай!– с волнением повторила она.
Ее волнение постепенно превращалось в молчаливую, томительную тревогу.
– Это твое окончательное решение?– спросила она.
– Да.
– И ты не захочешь… увидеться со мной?
– К чему? Подумайте, каким я буду унылым любовником и какой отпечаток на женщину наложит моя любовь!
– Ах, Филипп! Так вот в чем дело! Но ты не знаешь, что я всемогуща, всемогуща если не сама по себе, то благодаря другим! Я могу возвысить тебя – скажи только слово! Я могу осуществить твои самые смелые, самые дерзновенные мечты. Говори же! Для этого у меня есть все средства, есть неограниченные возможности. Я всемогуща, да, всемогуща. Не пожимай плечами: клянусь тебе, что это правда! Скажи мне только одно слово от всего сердца, и все в твоей жизни изменится: самые высокие лица окажут тебе протекцию; двери, которые упорно закрывались перед тобой, мгновенно распахнутся. Филипп, ты можешь снова стать богатым, ибо богатством ты дорожишь больше всего на свете!