Жены и дочери
Шрифт:
Поэтому здоровье и душевное состояние Молли быстро восстанавливались после возвращения Синтии. И хотя этим летом она должна была соблюдать режим больной, она могла совершать поездки и наслаждаться прекрасной погодой; и только ее чувствительной натуре требовалось некое руководство. Все жители Холлингфорда забыли, что когда-то думали о ней иначе, нежели как о любимице городка. И каждый из них по-своему показывал сердечную заинтересованность в дочери доктора. Мисс Браунинг и мисс Фиби считали всецело привилегией, что им позволялось видеть ее в течение двух или трех недель до того, как это смог сделать кто-то еще. Миссис Гудинаф, нацепив очки на нос, помешивала
И самым последним из всех, хотя и был самым стойким, самым сострадающим, самым заинтересованным визитером был сам сквайр Хэмли. Когда Молли было хуже всего, он заезжал каждый день узнать мельчайшие подробности, даже встретиться с миссис Гибсон (вызывавшей у него отвращение), если ее мужа не было дома, чтобы спросить и узнать, спросить и узнать, пока слезы неосознанно не потекли по его щекам. Каждый тайник его сердца, его дома или его земли был исследован и использован, чтобы доставить ей мгновенное удовольствие. И что бы ни доставляли от него, в дни ее самого худшего состояния, оно вызывало слабую улыбку на ее лице.
[1] Это напоминает Момуса, древнегреческого бога насмешки, который полагал, что человеку надлежит сделать окно в груди, дабы видеть его чувства и мысли.
[2] Строфа из поэмы Сэмюэля Тейлора Кольриджа "Кристабель". Пер. Г. Иванова.
[3] Строфа из трагедии Шекспира "Гамлет". Пер. М. Лозинского.
Глава LV
Отсутствовавший влюбленный возвращается
Наступил конец июня, и благодаря твердости Молли и ее отца, мягкой настойчивости и покровительству мистера и миссис Киркпатрик, Синтия уехала в Лондон, чтобы закончить свой прерванный визит, но не раньше, чем слухи о ее внезапном возвращении и желании непременно ухаживать за Молли, прочно укрепили ее репутацию у переменчивых обитателей маленького городка. Ее доброе сердце, о котором все говорили, затмило ее отношения с мистером Престоном. С постепенным выздоровлением Молли все виделось в розовых красках, тем более, что, в самом деле, пришло время, когда полностью распустились розы.
Однажды утром миссис Гибсон принесла Молли огромную корзину цветов, которую доставили из поместья Хэмли. Молли по-прежнему завтракала в постели, но она только что спустилась и чувствовала себя довольно хорошо, чтобы украсить цветами гостиную; расставляя их, она комментировала каждый цветок.
– Ах! Эти белые гвоздики! Они были любимыми цветами миссис Хэмли и так ей нравились! Это маленький, но ароматный шиповник, его запах наполнит комнату. Я уколола свои пальцы, но ничего. О, мама, посмотрите на эту розу! Я забыла ее название, но она очень редкая и растет в укромном уголке у стены, возле шелковицы. Роджер купил это дерево для своей матери за собственные деньги, когда был еще мальчиком. Он показал его мне, заставив обратить на него внимание.
– Полагаю, именно Роджер прислал ее сейчас. Ты слышала, папа говорил, что видел его вчера.
– Нет! Роджер! Роджер вернулся домой! — воскликнула Молли, сначала покраснев, а затем сильно побледнев.
– Да. О, я помню, ты ушла спать прежде, чем пришел твой папа, и рано утром его вызвали к утомительной миссис Бел. Да, Роджер появился в поместье позавчера.
Но Молли откинулась
Так случилась, что в этот особенный день мистер Гибсон был чрезмерно занят и пришел домой лишь поздним вечером. Но Молли все это время просидела в гостиной, даже не собираясь, как обычно, прилечь после обеда, настолько она страстно желала узнать все подробности о возвращении Роджера, которое казалось ей почти невероятным. Но в действительности оказалось вполне естественным: из-за длительной болезни она потеряла счет времени. Когда Роджер покинул Англию, он собирался обогнуть Африку, проплыв вдоль ее восточного побережья, пока не достигнет Мыса, а оттуда в дальнейшем предпринять либо сухопутное, либо морское путешествие для достижения научных целей. До последнего времени все письма адресовались ему на Кейптаун; и там двумя месяцами ранее он получил известие о смерти Осборна, а так же поспешное письмо Синтии о расторжении помолвки. Он посчитал правильным, немедленно вернуться в Англию, и обратился к джентльменам, которые отправили его в путешествие, объяснив им обстоятельства, касающиеся женитьбы Осборна и его внезапной смерти. Он предложил, и они приняли его предложение, снова вернуться в Африку на любой срок, чтобы отработать оставшиеся пять месяцев. Многие из них, будучи собственниками, поняли, насколько важно подтвердить женитьбу старшего сына и ввести его ребенка в права наследования поместья. Только эти сведения, но в более сокращенной форме, мистер Гибсон сообщил Молли за несколько минут. Она сидела на софе и выглядела очень мило с румянцем на щеках и блеском в глазах.
– И? — сказала она, когда отец остановился.
– Что и? — весело переспросил он.
– О! Так мало. Я прождала весь день, чтобы расспросить тебя обо всем. Как он выглядит?
– Если молодой человек двадцати четырех лет может стать выше, я бы так и сказал, что он стал выше. А так, полагаю, он всего лишь стал шире в плечах и сильнее.
– О! Он изменился? — спросила Молли, немного обеспокоенная на этот счет.
– Нет, не изменился; и все же он не тот самый Роджер. Только он сильно загорел, и борода у него такая же прекрасная и широкая, как хвост у моей гнедой кобылы.
– Борода! Но продолжай, папа. Он разговаривает так же, как прежде? Я бы узнала его голос из десятков тысяч.
– Я не уловил никакого готтентотского выговора, если ты это имеешь ввиду. Он не говорит «Цезарь и Помпей как ягоды похожи, особенно Помпей», это единственный пример негритянского языка[1], который я могу вспомнить в данную минуту.
– Этой остроты я никогда не могла понять, — заметила миссис Гибсон, которая вошла в комнату после того, как начался разговор. Молли занервничала, ей хотелось продолжать расспрашивать отца и заставить его давать четкие ответы по существу, но она знала, что когда жена встревает в разговор, мистер Гибсон склонен находить причину уйти по неотложным делам.
– Расскажи мне, как они все поладили? — это был вопрос, который Молли вообще не собиралась задавать до прихода миссис Гибсон, поскольку они с отцом тактично согласились хранить молчание по поводу того, что им было известно о трех людях, что составляли семью в поместье Хэмли в настоящее время.
– О! — сказал мистер Гибсон, — Роджер явно все исправит по-своему решительно и тихо.
– «Исправит». А что не так? — быстро спросила миссис Гибсон. — Сквайр и французская невестка не очень ладят, я полагаю? Я так рада, что Синтия действовала так расторопно, было бы очень неудобно для нее путаться во всех этих сложностях. Бедный Роджер! Приехав домой, обнаружить, что тебя вытеснил ребенок!