Жеребята
Шрифт:
– Это кровь тех, кто разделил жертву Тису, - сказал Игэа.
– Это - кровь братьев Аэй и моих.
Миоци поднял на него усталый взор.
– Я не карисутэ, Игэа. Напрасно ты думаешь, что я принадлежу к народу грез. Я здесь, потому что здесь мой Аэрэи, которого я пережил вдвое... Через семь дней я пойду к водопаду Аир. Они думают, - с его губ сорвался презрительный смех, - что я заколю там жеребенка, отнятого от вымени матери...
Он не договорил, снова коротко рассмеявшись.
– Иэ в Белых Горах. Он передает пожелания сил тебе... и мне, - сказал Игэа тихо.
– Я знаю.
– Мы с Сашиа думали, что это его схватили, - прерывающимся голосом сказал фроуэрец.
Миоци не отвечал, склонив голову на известняк.
– Отчего ты смочил в крови карисутэ священное полотно молитвы белогорцев?
– наконец, с болью в голосе спросил он.
– Я белогорец, Аирэи. Такой же, как ты. И это - мое полотно, - ответил Игэа.
– Я волен поступать с ним, как хочу.
– Это недостойно белогорца, - просто и печально ответил Миоци.
– Оно должно быть белым, а на просвет... на просвет, против лучей солнца... должны проступать все плетенья нитей, как перекрестья.
– Здесь теперь видны все кресты. И самый главный - тоже, - ответил Игэа, зажигая светильник над гробом Аэрэи, и заговорил нараспев:
Сила Его
во вселенной простерлась,
словно начертание последней буквы
древнего алфавита
Аэолы и Фроуэро.
Сила Его держит весь мир,
Сила Его не изнемогает.
О Ты, Сильный -
что взывают к Тебе: "восстань!"?
Ведь воистину восстал Ты,
повернул вспять Ладью,
натянул Лук над водопадом Аир.
Пришел и не скрылся,
и не прятался Ты от зовущих Тебя,
открылся любящим Тебя,
возвеселил ищущих Тебя.
О Ты, Сильный -
воссиял ты
воистину!
– Откуда это?
– быстро спросил Миоци.
– Из свитка, который Огаэ оставил его отец, - ответила Сашиа за Игэа.
– Это - гимн карисутэ?
– снова спросил Миоци.
– Да. Но это еще и переделанный древний гимн Гаррэон-ну.
– Понимаю, - с легким раздражением ответил Миоци.
Разговаривая, они не заметили, что за их спинами стоят Гриаэ, Тэлиай, Нээ, сыновья кузнеца и множество других людей.
– Ли-Игэа, - сказал Нээ, выступая вперед.- Братья Цго стали свидетелями Тису. Ло-Иэ в Белых Горах. В Тэ-ане стало некому преломить хлеб Тису и пустить по кругу его чашу. Ближайший родственник братьев Цго - ты, ли-Игэа. Мы просим тебя. Не отказывай нам.
Игэа отступил на шаг, покачнувшись и едва не упав.
– Не отказывай нам, - попросил старший
– Я - фроуэрец, - негромко сказал Игэа.
– Мы знаем это, сынок, - мягко ответила ему Тэлиай, - и это не повод для стыда, о сын реки Альсиач.
– Пусть и не повод, - отвечал Игэа, и его светлые волосы казались золотыми в отблесках пламени светильников, - но мне не разломить хлеб.
Он расстегнул плотный кожаный пояс, и правая его рука упала как плеть.
– Зачем вы отправляете Игэа на помост для казни?
– вдруг глухо спросил Миоци, полнимаясь от камня надгробия и выпрямляясь во весь рост.
– О, карисутэ - какие вы жестокие!
Он подошел к Игэа и стал рядом.
– Слушай, Гриаэ, - сказал Миоци, и его гигантская тень заплясала на стенах священный танец в пламени светильников, - слушайте все вы! Слушай, Тэлиай! Ты подтвердишь мои слова, если им здесь не поверят!
– он глубоко вздохнул.
– Мои родители были карисутэ, мой брат, покоящийся здесь - свидетель Тису, как вы говорите, мой дядя - странствующий эзэт, тайный жрец карисутэ, он преломляет хлеб и пускает по кругу чашу. Мне, а не Игэа, по праву быть вашим жрецом.
Он перевел дыхание, и обнял Игэа за плечи - бледного от волнения. Он ощутил, как все тело его друга била дрожь.
– Эалиэ, - сказал он так тихо, что слышать его могли только Игэа и Сашиа.
– О, сынок, - с безысходной тоской проговорила в тишине усыпальницы Тэлиай.
– О, сынок! Твоя правда, и тебе стоять на этом месте по праву и по справедливости... но ведь ты - не карисутэ, сынок. Мы не можем принять хлеб и вино из рук того, кто не верит, что Тису повернул Ладью вспять.
И она упала на колени и протянула руки к Сашиа. Гриаэ понял ее жест и закивал головой.
– Вот сестра твоя, Сашиа, дева Всесветлого! Она поддержит руку Игэа, она поможет ему преломить хлеб и пустить чашу по кругу!
– Да, пусть мкэн Сашиа встанет рядом с ли-Игэа!
– сказал старший сын кузнеца.
– О Сашиа, не откажи нам!
Миоци молчал. Они втроем стояли перед этими людьми - бедными ремесленниками и бывшими рабами. Вся усыпальница была полна народа - отблески пламени плясали в священном танце по их лицам, встревоженным и полным надежды. Все молчаливо ждали ответа.
– Да, я согласен, - сказал Игэа.
– Да, я согласна, - сказала Сашиа.
– Но ты, брат, останься с нами!
– Не уходи, Аирэи, - сказал Игэа.
– Не гоните его прочь!
– обратился он ко всем собравшимся.
На лице немого кузнеца появилась тень колебания. Но Тэлиай и Нээ взяли его за руки - и кузнец кивнул.
– Пусть останется с нами Аирэи Ллоутиэ, племянник ло-Иэ, белогорца и странника, - сказал старший сын кузнеца.
И Миоци - остался.
Молча смотрел он, как его друг и сестра молились вместе со всеми над священным хлебом и вином, как возглашал Игэа и как отвечали ему собранные здесь, в усыпальнице, люди. Молча слушал он, как благодарили они Тису, повернувшего вспять Ладью. А потом он взял свой кувшин с ключевой водой и сделал глоток. Только когда увидел он, как рябой Баэ, подобострастно улыбаясь, схватил Игэа за руку и начал целовать, жрец Всесветлого с омерзением и тоской отвел глаза.