Жеребята
Шрифт:
Игэа смолк.
– И я еще пенял на судьбу!
– вырвалось у него.
– Глупец...
Сашиа нежно поцеловала пальцы его правой руки.
За их спинами раздались шаги.
– Аирэи? Проходи!
– сказал Игэа, но обернувшись, смолк на полуслове.
Перед ними стоял начальник сокунов в совпровождении воинов.
– Ли-шо-Нилшоцэа желает сообщить вам, о ли-шо-Игэа, советник отрасли правителя Фроуэро, благородного Игъаара, что из горячего желания рассеять печаль, тяготящую сердце наследника, в Тэ-ане будут проведены состязания по верховой езде. Знатнейшие жители
– Хорошо, - кивнул Игэа.
– Это все, что ли-шо-Нилшоцэа велел передать мне? Благодарю вас. Вы можете идти.
– Нет, это не все, - продолжил сокун, плотоядно глядя на Сашиа, поспешно набросившую покрывало.
– По обычаю, наградой победителю становится рука знатной аэолки. Иокамм справедливо решил, что знатнее воспитанницы советника благородной отрасли, наследника Игъаара, не найти.
– Что... что?
– переспросил сначала шепотом, потом - переходя на крик, Игэа.
– Готовься к свадьбе, Сашиа, - подмигнул сокун девушке.
– Вон отсюда, - резко сказал Игэа, прижимая к себе Сашиа.
Сокун пожал плечами, и, бросив на столик из священного дерева луниэ запечатанный указ, обвязанный алой и черной лентой, вышел.
Всадник.
...И на рассвете Сашиа вошла в украшенный цветами шатер - и лицо ее скрывало синее покрывало, и ни одного украшения не было на сестре жреца Всесветлого.
Она вошла молча, отстраняя жестом рабынь, с поклоном подающих ей подносы с напитками, сластями и драгоценностями. Войдя в середину шатра она расстелила на земле белое полотно, скинула свои сандалии и встала на него босыми ногами.
Сашиа расправила свое покрывало, и оно стало похоже на два крыла новорожденной бабочки, только что вышедшей из кокона. На сестре жреца Всесветлого была простая белая рубаха до пят - и ни единой золотой цепочки, ни ожерелья из драгоценных камней, ни единого колечка, ни серег в мочках ушей.
Она воздела руки и долго молчала, взирая через открытый полог шатра на горизонт, над которым уже сиял край солнечного диска.
Она знала - сейчас из Тэ-ана тронулось в путь священное шествие. Она закрыла глаза и увидела высокого человека в длинной белой рубахе - такой же, как и на ней, без вышивки, - в простых сандалиях и льняной жреческой повязке на обритой голове. Он шел во главе процессии, опираясь на посох - лицом к восходящему солнцу. За ним рядами по четыре и пять шли младшие жрецы-тиики, облаченные в светлую одежду. Они вели в поводу коней и несли священные медные зеркала Всесветлого - медь ослепительно сияла в солнечных лучах, скрывая процессию от досужих глаз.
За тииками, ведущими жертвенных коней, шли жрецы Уурта. Факелы в их руках казались при свете дня темными головешками.
Шествие совершалось в полном молчании. Не слышалось ни звука трещоток, ни пения гимнов, ни ликующих или горестных возгласов.
Это было великое священное шествие к водопаду Аир. Там, принеся в жертву жеребенка, оторванного от вымени матери, великий жрец Всесветлого совершит соединение алтаря Шу-эна Всесветлого с алтарем Уурта Темноогненного. Тридцать коней будут закланы тиками, и обагренный их кровью камень должен будет принесен и замурован
"Я уже не увижу этого, - с невольной радостью подумала девушка, - ведь они все равно зажгут темный огонь - неважно, что брат откажется принести жеребенка в жертву - но я уже не увижу этого".
Она вздохнула и открыла глаза, ощутив, как острое лезвие кольнуло ее грудь - рядом с тем тайным знаком, который оставил ей Каэрэ.
– Дайте мне воды, - устало сказала она рабыням и села на циновку перед разостланным белым полотном.
– Не желает ли мкэн вкусить пищи?
– осторожно спросила одна из рабынь.
Сашиа покачала головой.
– Нет. Дайте мне флейту.
В день, когда о Нем забыли,
И не думали искать,
Он явился, как Табунщик -
Жеребят своих собрать.
Лук напряг Он разноцветный,
Повернул ладью Он вспять.
Кто сумел Его увидеть,
Тот не сможет потерять.
Усмирить сумеет воды
Повернувший вспять ладью -
О, светла Его дорога!
О, светла стезя Его!
Она убрала флейту от губ и открыла глаза. Рабынь не было, рядом с ней сидела Тэлиай.
– Я прогнала этих глупых девчонок, - сердито сказала она.
– Спасибо, - искренне ответила Сашиа.
– Где тот нож, который дал тебе Аирэи?
– строго спросила Тэлиай.
– Здесь, - девушка указала на плетеный шнурок, обвивавший ее шею.
– Под моей рубахой, на груди. Он маленький и острый. Я думаю, я справлюсь.
– Отдай его мне!
– потребовала Тэлиай.
– Нет, мамушка Тэла, - сурово отвечала Сашиа.
– Не отдам.
– Я не позволю тебе убить себя, дитя мое!
– прошептала Тэлиай.
– Что же ты мне предлагаешь вместо этого?
– усмехнулась Сашиа.
– О небо! Как ты похожа на брата!
– в каком-то сверхъестественном ужасе прижала ладони к лицу Тэлиай, словно впервые увидев перед собой в чертах дочери Ии - черты сына Раалиэ.
Сашиа более ничего не говорила - Тэлиай тоже молчала, беззвучно глотая слезы.
– Где ли-Игэа?
– наконец, спросила Сашиа, снова протягивая руку к фляге с водой.
– Он рядом с Игъааром, на главной трибуне. Оба бледны, как твое белогорское полотно. Бедный мальчик Игъаар! Он только теперь понял, что для его отца более значит слово Нилшоцэа, чем слово родного сына.
– Игъаар еще почти отрок, - печально кивнула Сашиа и добавила: - Брат уже, наверное, дошел, до священной рощи и разрушенного селения карисутэ, где бежит речка с красной водой... Выйди же из шатра и скажи мне, что ты видишь еще, мамушка Тэла?