Жеребята
Шрифт:
"И не собираюсь", - странно ответил он.
– "У тебя есть с собой деньги?"
"Да - сорок лэ".
"И твой плащ, несомненно, стоит столько же".
"К чему вы это, ло-Иэ?"
"К тому, что после смерти тебе не понадобятся ни деньги, ни плащ. Так отдай их бедным людям, что живут в хижине внизу, у водопада - там осталась больная женщина и девять ее детей, их отец погиб на охоте. Они умирают с голода, им не на что купить даже плохой муки. Отдай - а потом совершай, что задумал".
– И что?- спросил Миоци.
– Когда я помог этим
– И Аэй заменяет тебе правую руку? Я знаю, что она очень искусна в перевязках и вправлении вывихов, в лечении переломов...
– как-то невпопад заговорил Миоци.
– Да, именно поэтому я на ней и женился, - Игэа почти рассердился, но потом засмеялся.
– Ты ничего не понимаешь, Аирэи.
– Как ты можешь пить вино из луниэ, Игэа?- спросил незаметно подошедший к ним Иэ.
– Оно такое горькое. По одному этому всякий скажет, что ты - настоящий фроуэрец!
– Откуда ты знаешь, ло-Иэ, что оно горькое?
– спросил Игэа.
– Ты же - эзэт-странник! Тебе его и в рот брать нельзя.
– Приходилось пробовать, - усмехнулся Иэ.
– Ты хочешь сказать, ты пил его до того, как стал эзэтом?
– уточнил Миоци.
– До того, как я стал эзэтом, мне такую дрянь пить и в голову бы не пришло,- загадочно ответил Иэ и неожиданно рассмеялся.
О, восстань!
Миоци проснулся, как обычно, до рассвета, и встретил первые лучи солнца, нараспев читая белогорский гимн Великому Уснувшему:
О, восстань!
Утешь ожидающих Тебя,
обрадуй устремляющих к Тебе взор.
Он не пропустил ни одного утра с тех пор как, еще отроком, стал всерьез готовиться к посвящению Шу-эну Всесветлому. Принять посвящение Великому Уснувшему было невозможно - даже имя это редко произносилось, а именование всегда сопровождал благоговейный жест - правая ладонь воздевалась к небу. И Аирэи принял посвящение Всесветлому, став Искателем Уснувшего. Шу-эн, солнце, считался главным знамением Великого Уснувшего - Того, кто сотворил мир и тихо покинул его, оставив Свое творение на откуп нетворившим его богам и богиням, храмы и башни которых были рассыпаны по всей земле.
Но были в Белых Горах мудрецы, говорившие, что Великий Уснувший уснул не навеки, что не случайно Он оставил знамение в виде сияющего солнечного диска, исчезающего за горизонтом и вновь оживающего утром. "Почитая видимый диск солнца, Шу-эна Всесветлого - мы поклоняемся невидимому Творцу мира" - говорили они. Были и такие странствуюшие эзэты, которые стремились разбудить Великого Уснувшего. Они проводили всю жизнь в странствиях, голодали, спали на голой земле, нередко становились добычей диких зверей или жертвой разбойников. Распевая поочередно гимны весь день, они ватагами ходили по дорогам
Миоци подошел к статуе Царицы Неба. В чистых рассветных лучах она казалась ему еще прекраснее. Тонкие и скорбные черты лица Царицы Неба - скорее, ее следовало назвать "царевна"- напоминали девушек соэтамо, маленького народа на островах Соиэнау, с которым когда-то зверски расправился Нэшиа. Она не прижимала свое чадо к себе, но держала перед собой, - так, чтобы младенец видел всех, кто подходит к лодке. Он простирал руки в стороны, словно в благословляющем жесте. Кисть правой руки была отбита.
– Тебе, я вижу, и в самом деле понравилась их семейная реликвия?
– спросил подошедший Иэ.
– Видишь, в краю соэтамо даже лодки строят по другому, чем в здешних местах - корма выглядит совсем иначе. Это даже на статуе заметно.
– Она, кажется, повреждена?
– Ее прятали при Нэшиа, насколько мне известно. Тогда она и повредилась, наверное... Сейчас соэтамо осталось так мало, что никто всерьез не интересуется их священными статуями. Но я попрошу тебя - не рассказывать об этой семейной реликвии Игэа никому. Он и так в черном списке Нилшоцэа.
– Если ты того желаешь, учитель Иэ - это для меня закон.
И они сели играть в шашки, как часто делали, чтобы за игрой поговорить и помолчать рядом. Иэ играл легко, словно не задумываясь, а его ученик - медленно и сосредоточенно, точно размышляя над чем-то, не относящимся к игре.
– Вот так и боги играют с людьми, - наконец, вслух подумал Миоци
– Великий Уснувший не позволяет им этого, - произнес Иэ.
– Великий Уснувший?- Миоци вскинул ладонь к небу.
– Он спит, ло-Иэ, Он не вмешивается в дела богов и людей. О, если бы Он восстал!
– "Не думай, что Великий Уснувший спит воистину, но этим показуется, что найти и ощутить Его невозможно, если он сам того не возжелает. Ибо сон Его - не ecть обычный сон смертных, а образ, используемый для выражения Его недосягаемости силами сотворенных Им."- процитировал Иэ по памяти.
– Откуда это?
– Ты не знаешь этого, о Искатель Уснувшего, белогорец ли-шо-Миоци?
– печально глядя на него, спросил Иэ.
– Нет, не знаю, - отбросил резким движением светлые волосы со лба его ученик.
– Ты впревые говоришь мне об этом речении. Так откуда оно?
Иэ молчал, словно собираясь с духом, но, в конце концов, вымолвил:
– Не помню... Давно читал, и позабыл, что это был за свиток. Похоже на собеседования Эннаэ Гаэ с белогорцами. Сейчас его уже не сыскать - все сожжено по приказу Нэшиа.
– Не все ли равно - спит ли Он, как смертные, или непознаваем? Это можно назвать Великим Сном, как говорят белогорские мудрецы...
– Ты не можешь узнать о Нем ничего, если Он не желает этого. Они верно это подметили - Он не подвластен насилию заклинаний.