Жеребята
Шрифт:
– Мкэ ли-шо-Миоци, - проговорил он вдруг неожиданно твердо, почти сурово.
– Я - из рода Ллоиэ, и мой единственный сын - последний Ллоиэ. Раньше это имя гремело по Аэоле, теперь мы растоптаны в прах. Но среди нашего рода никогда не было рабов! Я благодарен мкэ за его заботу о моем мальчике, за его доброту. Огаэ говорил мне, что вы его даже никогда не наказываете... Но рабство для Ллоиэ хуже самых тяжелых побоев.
– Подождите, мкэ Огаэ Ллоиэ, - хотел прервать его Миоци.
– Я взял вашего сына в ученики, для того,
– Мкэ ли-шо-Миоци!
– перебил его Огаэ-старший.
– Я беден, я никогда не смогу отдать вам деньги за Огаэ. Поэтому я умоляю - пусть я, а не он останется вашим рабом! Не смотрите, что я кажусь слишком старым - на самом деле я очень сноровист и вынослив. Я...
Миоци взял его за руку и слегка сжал ее.
– Добрый мкэ Огаэ, выслушайте меня. Ваш сын - вовсе не раб. Он свободный аэолец, каким и родился. Моя мать была из рода Ллоиэ, и я понимаю, как горело бы ее сердце и сердце ее отца, узнай они, что его дети станут рабами.
– Но как же...
– растерянно забормотал Огаэ-старший.- Ведь вы...отдали...мкэ ли-шо-шутиик отдал долг начальнику училища - восемнадцать золотых монет! Я подумал...Огаэ говорил мне, что он - не раб, но он - еще совсем ребенок, и я подумал, что он ничего не понял... О, ли-шо-Миоци!
– он хотел поцеловать его руку, но Миоци обнял его и расцеловал.
– Это я у вас в долгу за то, что у меня такой замечательный ученик.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ.
ЯД ТЕМНООГНЕННОГО.
... Он закрыл глаза. Перед ним снова было море. Верхом на дельфине ехал дядя Николас и весело махал ему рукой.
– Дядя!
– закричал он.
– Куда ты? Постой!
– Куда он захочет - туда и путь мой!
– странно отвечал дядя Николас.
– Кто?
– закричал он в ответ.
– Кто?
– Жеребенок! Жеребенок Великой Степи!
– ответил дядя Николас.
Сашиа.
Он проснулся с улыбкой посреди ночи - сам не зная, чему улыбается. Его буланый конь со звездой во лбу пасся рядом. По воде пруда бежала лунная дорога.
Он сел, опершись спиной на ствол дерева, и стал смотреть на игру лунного света на водной глади, как вдруг лунная дорога исчезла и на мостках впереди появилась стройная девичья фигура.
"Кто-то из имения пришел полоскать в полночь белье?" - с удивлением подумал он.
Вдруг тень исчезла, раздался тихий всплеск, а по лунной дороге побежали ширящиеся безмолвные круги.
И он, поняв, что произошло, скинул с себя одежду и прыгнул в теплую
... Он легко вытащил девушку на берег - она была в сознании, хоть и наглоталась мутной воды.
– Что же ты такая неловкая? Надо быть осторожнее!
– с укором сказал он ей. Девушка странно смотрела на своего спасителя и молчала - по ее лицу текли то ли слезы, то ли струи воды. Ему показалось - она была опечалена и удивлена одновременно. "Какая она... особенная..." - подумал он и спросил, стараясь не испугать ее:
– Как тебя зовут?
– Сашиа, - негромко ответила она.
– Откуда ты? Ты - сын Запада?
– Нет, я никакой не сын Запада. Меня зовут...
– он запнулся, потом вспомнил, как называла его старушка, давшая ему коня, - меня зовут Каэрэ.
– Каэрэ, спасайся, беги!
– вдруг воскликнула девушка, резко, изо всех сил, отталкивая его.
– Беги скорее!
"Местная дурочка?" - подумал он с жалостью.
– "Стирала ночью белье и упала в пруд".
– Беги, беги!
– повторяла она, таща его за руку к тому месту, где пасся буланый конь.
– Хорошо, хорошо, Сашиа, - ласково отвечал он.
– Ты бы лучше шла домой... поздно уже...
Вдруг в ночной тиши раздался топот ног, и свет десятка факелов озарил пруд.
– Беги!
– в отчаянии закричала Сашиа, но было уже поздно.
Оскорбивший Темноогненного
– Что случилось? Как ты смеешь будить меня среди ночи?
Управляющий имения храма Уурта пнул незадачливого надсмотрщика за рабами ногой в живот, и тот со стонами и оханьем на время скрылся в темноте.
– Мкэ Уэлэ, не гневайтесь! Дурная весть!
– Что за дурная весть ночью? Бродячие эзэты опять будят своего Великого Уснувшего рядом с имением? Я их предупреждал, что ли-шо-Нилшоцэа разрешил стрелять по ним из боевых луков, если они будут слишком надоедливы!
– Нет, мкэ Уэлэ, нет!
– продолжал вопить незадачливый надсмотрщик.
– Это какой-то другой бродяга, не эзэт, без трещоток. Он был верхом. Коня мы уже забрали.
– Какой бродяга? Какой конь?
– Он прыгнул в священный водоем Уурта!
– Конь? Ну и ладно. Коню-то можно, недоумок! Конь - Ууртова собственность. И ты из-за этого поднял меня среди ночи?!
– Да не конь, не конь - бродяга! Бродяга осквернил священный водоем!
– Как бродяга?
– Уэлэ вылетел из теплой постели, как стрела, выпущенная белогорцем из священного лука.- Кто допустил?!
...У пруда Уурта, над которым возвышался деревянный истукан с раскрытым ртом и огромным чревом, уже собралась толпа зевак.
– Расступись!
– кричал Уэлэ.
– Безбожники! Сэсимэ! Ваши деды были карисутэ! Кто не закрыл ворота? Откуда в имении посторонние?