Жертва безумия
Шрифт:
Мэйл встал и, взяв куртку и фонарь, вышел из дома. Было прохладно — вместе с солнцем исчезли и облака. Прокатиться? Нет. Хорошая ночь для прогулки. Может, в конце пути он снова потешит себя сексом, хотя его член уже начал опухать.
Освещая фонарем кочки и рытвины, Мэйл вышел по подъездной дороге на посыпанную гравием улицу, по привычке проверил почтовый ящик. Пусто. Почтальон всегда приходил до десяти часов. Мэйл уже забрал свежую корреспонденцию, когда проснулся. Он закрыл почтовый ящик и зашагал по гравию.
На севере огни Городов создавали слабое оранжевое свечение
Мэйл жил на территории бывшей фермы. Сосед приобрел ее, когда ферма уже не окупалась. Он отрезал сто пятьдесят акров от исходного надела и продал оставшиеся десять акров с домом и несколькими разваливающимися дворовыми постройками. Новый владелец, алкоголик, работавший на бойне, позволил дому развалиться и в конце концов покончил с собой. Следующий хозяин построил маленький дом возле дороги, а в глубине участка — конюшню с двумя стойлами. Когда его дети выросли, он переехал во Флориду. Его преемник превратил конюшню в гараж. Зимой ему стало одиноко в сельской местности, и он вернулся в город. Тогда-то хозяином стал Мэйл.
К этому времени старый дом превратился в развалины. За ним торчал вросший в землю курятник и валялись остатки сарая — груда гнилых досок. Двухкомнатный летний домик покосился, его почти не было видно среди сорняков. Зато цоколь и погреб были еще крепкими. Мэйл провел туда новый электрический кабель от своего дома — эта работа заняла два часа.
Поначалу его беспокоило то, что он держит женщин в этом доме. На них мог случайно наткнуться охотник за старой утварью. Такие воры были повсюду, они обчищали заброшенные фермы, уносили оттуда бронзовые дверные ручки и замки, краны, горшки для засолки овощей и даже хорошо сохранившиеся гвозди ручной ковки.
Но мародеры были весьма пугливы. Судьи справедливо считали их «домушниками», поэтому Мэйл установил две сигнализации фирмы «Радиошэк», работавшие от батареек, и успокоился. Любой мародер мгновенно покинет дом, когда включится сирена. При появлении других людей, например, полицейских, сигнал также окажется полезным.
Реальную опасность представлял Хэкт — живший по соседству фермер. Этот флегматичный немец, член какой-то религиозной секты, обходился без телевизора и почтового ящика и не проявлял интереса ни к чему, кроме трактора и земли. Мэйл никогда не видел Хэкта возле своего дома. Только в периоды сева и жатвы немец работал на близлежащем поле. Но к тому времени пленниц здесь не будет.
Мэйл освещал дорогу фонарем, вдыхая запах зерновых и пыли. Миновав вершину холма, он направил луч в сторону старого дома. Строение напоминало избушку ведьмы и излучало слабое призрачное свечение, часто исходящее от старых досок, некогда покрытых белой краской.
Когда Мэйл поднялся на крыльцо, по его спине побежали мурашки: близость бака с водой пробудила в нем кладбищенский страх. Кто-то царапает ногтями по металлу? Нет.
Он вошел в дом.
Услышав его шаги, Грейс прижалась к стене. Она не знала, слышит ли их мать: Энди много часов пролежала на матрасе, прикрыв
Грейс решила расправиться с Мэйлом.
Мэйл терзал ее мать уже четырежды: сначала избивал ее, потом насиловал. Она слышала через стальную дверь удары и более слабые звуки — очевидно, умоляющий голос матери. Энди сказала, что он хлестал ее по лицу ладонью, твердой, как доска. В последний раз у Энди что-то сломалось, и она потеряла сознание.
Она должна расправиться с Мэйлом, хотя ее единственное оружие — ногти. Он убивает ее мать, а когда она умрет, займется ею.
— Нет. — Энди заставила себя приподняться. Возле ее носа была темно-красная корочка засохшей крови. Глаза провалились, губы распухли. Однако, услышав шаги, она чуть повернулась и выдавила из себя слово предостережения.
— Я должна что-то сделать, — прошептала Грейс. Он приближался.
— Нет! — Энди тряхнула головой. — Я не думаю… не думаю, что он что-то сделает, когда я в таком состоянии.
— Он убивает тебя. Я думала, что ты уже умираешь.
Грейс стояла на четвереньках у дальнего угла матраса. Ее глаза блестели, губы побелели, тонкая кожа напоминала кальку.
— Не знаю, так ли это, но пока мы не можем дать ему отпор. Он слишком силен. Нам нужно… что-то. — Энди привстала, слыша, как подрагивает лестница под ногами Мэйла. — Нам нужен какой-то предмет, которым мы сможем убить его.
— Какой? — Грейс нервно обвела взглядом погреб, но не увидела ничего подходящего.
— Мы должны подумать… но я не могу думать. — Энди обхватила руками голову.
Он был уже совсем близко, на лестнице.
— Ложись, — шепнула Грейс. — Закрой глаза. Молчи, что бы ни произошло.
Она слегка толкнула мать на матрас, и они услышали, как Мэйл сдвинул засов. Энди кивнула и закрыла глаза. Грейс забилась в угол, обхватила ноги руками и уставилась на дверь.
Мэйл посмотрел через щель, потом снял цепочку и открыл дверь.
— Вставай! — приказал он Энди.
— Вы что-то сделали с ней. Она не двигалась после вашего ухода, — испуганно пробормотала Грейс.
Это не смутило Мэйла. Он наморщил лоб и, резко бросив:
— Вставай! — пнул Энди ногой.
Она чуть повернулась, затем в ужасе прижалась к стене.
— Вы покалечили ее. — Грейс зарыдала.
— Заткнись! — рявкнул Мэйл. — Заткнись, маленькая плакса…
Он шагнул к ней, словно собирался ударить ее, и Грейс подавила всхлипывания. Поколебавшись, Мэйл снова пнул Энди.
— Вставай! — схватив Энди за ноги, он повернул ее на спину.
— Воды, — простонала она.
Грейс снова заплакала, и Мэйл крикнул:
— Заткнись!
Он неуверенно отступил.
— Вы ее покалечили, — повторила Грейс.
— Она не была такой, когда я ее привел, — пробормотал Мэйл. — Она ходила.
— Боюсь, у нее что-то… с головой. Она разговаривает с Женевьев и папой. Где Женевьев? Что вы с ней сделали? Она у папы?
— О черт! — в бешенстве воскликнул Мэйл. — Тебе лучше прийти в себя, я еще не закончил с тобой!