Жертва
Шрифт:
Наследник кассиец. Высокорожденный, архан. Судя по всему, высший маг, что в Кассии редкость… на вес золота. Потому-то и не хотел он смириться так просто, потому-то был так горд: знал себе цену.
А ведь и в самом деле похож на Элизара... не только внешне. И думает так же, и раздражается из-за того же. Только моложе и упрямее. Когда-то он тоже был таким. Когда-то его это погубило...
– Пусть проспит до ночи, – сказал Элизар. – Отдохнет как следует, будет гораздо сговорчивее. Теперь нам некуда спешить. Присмотри за ним, Арам.
– Да, мой
– Прикажи Рэну найти кого-то, кто сможет прочитать его татуировки.
– Ты хочешь пригласить в клан чужака?
– Почему бы и нет… только позднее. Через пару дней. Может, до этого он сам все расскажет.
Уходя, Элизар успел заметить растерянность в глазах Арама, и улыбнулся по себя… Богиня не теряет времени. Богиня заражает своих людей любовью к новому вождю, как заражала раньше любовью к роду Элизара. Жаль, конечно, что на трон Виссавии не взойдет потомок Элизара или хотя бы кто-то его крови… но… боги все решили иначе. И, сказать по правде, Элизар испортил все сам.
***
– Открой глаза, мальчик мой…
Не спит? Он не мог не спать… он плыл по теплым волнам покоя, в белоснежном тумане, и вслушивался в ласковые нотки голоса… он знал и не знал этот голос. Он помнил и этот тон, и ощущение щемящего душу счастья, потому что рядом был он… но…
– Ну же… открой глаза.
Может, он не спит… может, он спал до сих пор… и ему все приснилось? И что он уже взрослый, и что он потерял и вновь обрел брата, и что он стал телохранителем наследного принца Кассии? Все приснилось… и ему вновь пять. И он снова в Виссавии, в своей комнате. Вдыхает влетающий через окна запах, купается в прохладе летнего утра и вслушивается в родной до боли голос.
– Хэрэле…
Слово застыло на губах, запястье обожгли огнем магические татуировки, и Рэми вдруг понял, что нет… он не спит. И ему ничего не приснилось.
– Я же знаю, что ты проснулся… Ты проспал слишком долго, больше суток…
Рэми медленно открыл глаза. Нежной дымкой стекала на пол ткань балдахина, чуть волновалась под легкой лаской ветерка. В открытые окна влетала приторная сладость цветущих акаций и горечь мокрой от росы листвы. И подобно жрущему сухую траву пламени разрасталась в груди тревога. Рэми понял вдруг, где он, как сюда попал и, рывком сев на кровати, посмотрел на невозмутимого Элизара.
Отдохнувший и спокойный, дядя вздохнул и поднялся с края ложа, на котором сидел все это время.
– Вот и проснулся, – горько улыбнулся он. – Не смотри на меня так, наследник. Ты не оставил мне выбора.
Рэми вскочил с ложа и хотел потребовать вернуть его в Кассию, к Миранису, но вместо звуков горло выдало предательское сипение. Ловя ртом воздух, как рыба выброшенная на берег, Рэми схватился за разрывавшее болью горло, и захрипел, пытаясь выдавить хотя бы слово. Тщетно! Боги, тщетно! Он не мог говорить! И собственная беспомощность выжрала душу до дна. Он должен быть рядом с принцем, должен быть!
– Бесполезно, – холодно заметил вождь. – Ты опять скажешь какую-то глупость, не так ли,
Глупость? Вот они, виссавийцы! Знают, как правильно. И если ты считаешь иначе, то это ничего иного, как «глупость»! Рэми не мог остаться в Виссавии, не имел права, но вождь не спрашивал! Даже объясниться не позволил! Дядя, почему?
– Я дам тебе подумать, – тихо сказал вождь. – Когда ты перестанешь смотреть на меня как на врага, мы обязательно поговорим.
Как будто он нуждается в голосе! Он, высший маг! И Рэми застыл, посмотрев на свои руки: все еще волновались на запястьях татуировки и струилось меж пальцев, ласкало кожу белоснежное пламя… белоснежное… Рэми покачнулся ошеломленно, вновь опустился на ложе, и умоляюще посмотрел на вождя, пытаясь достучаться до него своим даром… тщетно. Элизар не хотел его слышать.
– Ты не можешь ни с кем говорить. Пока я вождь Виссавии, даже твой дар подчиняется мне.
Почему? Почему, Эл? Почему ты не хочешь услышать? Чем ты лучше Мираниса? Только Мир понял, изменился, а ты… ты тоже стремишься неволить? Времени на эти игры не осталось! Нет этого времени, почему ты не понимаешь?
– Ты свободен и можешь делать все, что тебе угодно, – сказал вождь, разворачиваясь к двери. – Не пытайся говорить с виссавийцами, своими попытками ты их погубишь: им запрещено к тебе приближаться. Единственный, с кем ты можешь хоть как-то общаться – я.
Поняв, что сейчас дядя уйдет и он потеряет шанс хоть что-то объяснить, Рэми бросился к письменному столу и начертал на листке бумаги: «Отпусти меня к Миранису, я его телохранитель! Если Миранис умрет, я умру вместе с ним!» Он хотел многое сказать… сказать, что дядя его погубит, что дядя не понимает… он сказал бы, но вождь не слушал. Письмо он взял, но даже не посмотрел на написанное. Вздохнул едва слышно, и бумага вспыхнула в его пальцах белым пламенем и пеплом осыпалась на пол.
– Ты не образумился, мой мальчик, – мягко сказал Элизар. – По глазам вижу. Хочешь меня убедить, чтобы я тебя отпустил, но этого не будет. Когда ты смиришься, когда сам захочешь остаться в Виссавии, мы поговорим. А пока будет лучше, если ты помолчишь. Я не хочу тебя слушать.
«Но я не могу!»
– Ну-ну, не смотри на меня так, – усмехнулся Элизар. – Не трать силы понапрасну, не надо.
Рэми сжал ладони в кулаки с трудом сдерживаясь, чтобы не ударить. Он не может остаться в Виссавии, не может! Почему Элизар не хочет этого понять?
– Ты голоден? – вновь улыбнулся вождь и протянул Рэми чашу. – Выпей это.
Выпить? Голоден? Да он издевается! Рэми выхватил у дяди чашу, и что было силы швырнул об стену. Разлетелись темные капли по лепнине, веером прошлись по полу, и исчезли, вместе с черепками сметенные легким ветерком. В этой Виссавии ничего не обходится без магии!
– Значит, не голоден, – равнодушно пожал плечами вождь.
Голоден? Да Рэми ни куска в рот не возьмет в Виссавии! Не останется здесь, что бы вождь не удумал!