Жертва
Шрифт:
Не то, чтобы Рэну хотелось это знать, но время чем-то занять надо было. Еще немного побыть со своим арханом, как и полагается послушному харибу. А потом можно и выйти.
– Ее можно понять, – Деран отошел от окна и сел за стол, перебирая стопку лежавших перед ним бумаг. – Н-да… дел у Армана накопилось немало… прошение, еще прошение, счета, жалобы, как же мне это надоело.
– Тебя никто не заставляет с этим возиться.
– Не заставляет, – кивнул Деран. – Но мне надо изображать бурную деятельность и занятость. Я даже вечером собираюсь на дежурство. Как-никак, а я старшой,
Рэн не забывал и не совсем одобрял решение брата. Что мешало оставаться и дальше в тени? Зачем надо было появляться перед отрядом Армана? Тем более, что никто из этого отряда до сих пор не пытался с ними связаться, что было, сказать по правде, дивно. Они знают о подмене? Кто еще знает?
– И все же о кухарке… – вернулся к уже начавшему заинтересовывать вопросу Рэн, – почему ты говоришь, что ее можно понять?
– Муж ее давно умер, только сын остался. Единственный. Шалопай еще тот. Она его подмастерьем к сапожнику в столицу устроила, в ногах у старейшины валялась, чтобы рекомендацию дал. Да сын не оценил. Перепил слегка, подрался, ну и в драке ударил соперника слишком сильно, бывает. Одним ударом да насмерть. А потом к матери сбежал, за стены города. Да только жить в деревне ему тоже было в тягость, вот опять и упился, на крышу зачем-то полез. Упал он с нее знатно – сломал позвоночник, а жив остался. Наш виссавиец-целитель его осмотрел… но лечить, конечно, отказался. И ехидно так заметил, что теперь-то парень никогда с кровати не встанет… и что боль никогда не отступит.
– Но жил же?
– Видишь ли… не все могут так жить, – тихо ответил Деран. – Парень вот не смог… просил мать, плакал… ну та и пошла к колдунье, травок купила. Как сыну давала их выпить, мальчишка со слезами благодарности ей ладони целовал. Знал, что больше мучиться не будет. Заснул… и не проснулся. Вот тебе и вся история.
– Но она же все равно убийца, – задумчиво ответил Рэн.
– Убийца, кто же спорит. Но умеет любить. Армана вот любит, Нара. Когда Арман в столицу собирался, он ее с собой прихватил. Знал, что ей жизни в деревне не будет. Он же ее и от дозора спас да от виселицы.
– Ты ее так хорошо понимаешь… даже жалеешь, – удивился Рэн. – А все равно, если бы с ней что-то случилось, не исцелил бы… я ведь тебя знаю.
– Ах Рэн, Рэн, – грустно улыбнулся Деран. – Конечно, понимаю. И даже жалею.
– Так почему вы отказываетесь таких исцелять? – не выдержал Рэн.
– А почему ты с презрением смотришь на эту женщину?
Рэн вздрогнул, а брат горячо продолжил:
– Тебе неприятно рядом с ней, не так ли? Я, целитель, чувствую это гораздо сильнее. По молодости и глупости я попробовал исцелить такого человека, очень сильно пожалел. Будто сам убил. Ни дышать, ни жить после не хочется. Ты ведь помнишь, как я слег?
Рэн помнил. Ему едва исполнилось двенадцать, Дерану пятнадцать, и брат только начал выходить из клана с целителями. Рэн вернулся домой едва живой, поздней ночью, но сразу забыл об усталости, когда у самого порога споткнулся о потерявшего сознание Дерана. Брат сгорал в горячке, бредил и что-то тихо шептал, не разобрать что. Рэн никогда так не боялся мелькнувшей рядом грани. Никогда
– Не бойся, мальчик мой, – понимающе улыбнулся целитель. – Он вернется. Только не сейчас.
Деран вернулся. Почти через луну, бледный и осунувшийся, он лишь отмалчивался в ответ на все вопросы. Долго просиживал наедине с матерью, целительницей душ, и выходил после этих разговоров слегка более спокойный… будто душу свою восстанавливал по осколкам. Медленно и мучительно. А Рэн, помнится, тогда сильно беспокоился и мучился, что не может помочь, как бы не старался. Не может изгнать из взгляда брата печаль, а из своей души – мучительного страха. Оказалось, он боялся терять… И позднее беспокоился, что это повторится… и что в следующий раз брат больше не вернется. Или с ума сойдет от боли.
– Старший целитель меня тогда едва от грани оттащил, – прошептал Деран, – целители душ от моего ложа ни на миг не отходили… а когда я оклемался, мне объяснили, что некоторых людей исцелять я никогда не смогу. Разве что ценой своей жизни.
– Я думал…
– Кассийцы тоже так думают, – холодно ответил Деран. – Они сами гадят в свои души, а потом удивляются, что мы не можем их исцелять. Обвиняют нас… говорят, что мы исцеляем лишь избранных. Но это далеко не так.
– Мне все равно, что они думают, – выдохнул Рэн, положив брату руку на плечо. – Пожалуйста, обещай, что ты больше не заставишь за тебя бояться.
– Ты боялся? – улыбнулся Деран.
– Очень… но ты был так замкнут в себе, что вряд ли заметил. Ты слишком добр. Но когда в следующий раз захочешь быть добрым, подумай обо мне и о родителях, хорошо?
– Хорошо.
Рэн покачал головой, бросил на брата еще один короткий взгляд и потянулся за плащом. Он и не думал, что быть целителем настолько опасно…
– Куда ты? – тихо спросил Деран, и в его голосе появилась едва заметная тоска. Ну, зато исцелять никого не будет, как и жизнью своей рисковать. Пока, по крайней мере.
– В город, – ответил Рэн. – Встретиться с человеком, которого рекомендовал Арам.
– И оставишь меня одного? – вздохнул Деран, но Рэн знал, что брат не всерьез. Просто обеспокоен чем-то, то ли недавним разговором, то ли своим положением. – Мой хариб оставляет своего архана?
– По мне так ты неплохо справляешься. Если что, намекай просителям, что приходить надо в первой половине дня. А с бумажками я тебе и так не помощник.
– Просители меня, собственно, не тревожат. Меня тревожит это.
Деран кинул брату два распечатанных письма. В первом неровным, размашистым почерком было небрежно выведено всего несколько слов: «Возвращайся в замок. Я жду». Второе, написанное аккуратными, каллиграфически-правильными и идеально-красивыми буквами, было интереснее: «Ради богов, брат, ты что вытворяешь? Как долго ты еще будешь оставаться в поместье? Принц в гневе. Немедленно возвращайся в замок или я тебя лично за шиворот из поместья вытяну до того, как это сделает Кадм».
Рэн вздрогнул, увидев это «брат» и понадеялся, что это писал всего лишь побратим наследника, потому что если…