Жестокая любовь мажора
Шрифт:
— Мы с Леной купили себе по вибратору, а это шло в комплекте!
Я вскидываю брови, ожидая, что она наконец на меня посмотрит. И когда Алиса поворачивает голову, я с трудом сдерживаю смех.
— Доволен?
Я медленно облизываю губы, прикусывая нижнюю, чтобы сдержать рвущуюся улыбку.
— Зависит от обстоятельств. Я превзошел его?
Алиса хлопает себя ладонью по лбу.
— Иди к черту!
Она собирается перелечь на диван, но я хватаю ее и притягиваю к своей груди, которая содрогается от тихого смеха.
— Ни слова больше, —
— Но мне интересно…
— Нет!
— Но…
— Нет!
Она выкручивается и поднимает голову.
— Багиров…
— Я хочу попробовать его на тебе.
Ее глаза увеличиваются.
— НИКОГДА! Ты даже не увидишь его!
Я запрокидываю голову и смеюсь чуть громче.
— Жаль, у нас бы получился классный секс втроем.
Алиса бьет кулачком по моей груди, но я лишь крепче сжимаю объятия и зарываюсь лицом ей в волосы. Мне сейчас так хорошо, что это, блядь, вообще реально?
Спустя несколько минут тишины, я слышу тихий голос Алисы:
— Я хочу попросить тебя…
Она замолкает, и я слегка тормошу ее за плечо.
— О чем?
— Не заставляй меня пожалеть, что я впустила тебя в наш мир.
Я тяжело сглатываю и, подцепив Алису за подбородок, прошу посмотреть на себя.
Перед тем как ответить, оставляю на ее припухших губах затяжной поцелуй. Провожу по ее носу своим и выдыхаю хрипло:
— Ты не пожалеешь.
Глава 38
Я просыпаюсь от непонятного шума. Медленно разлепляю веки и первое, что вижу: светлая копна волос девушки рядом со мной.
Взгляд скользит по ее стройной обнаженной фигуре, так идеально прижатой ко мне, что у меня, черт возьми, начинает вставать. И все бы ничего, но я снова слышу шум, и только сейчас до моего сознания доходит, что это хнычет наш сын.
Я чуть приподнимаюсь, чтобы аккуратно вытащить руку из-под головы Алисы, но сразу жалею об этом, потому что она начинает ерзать своей задницей по члену.
Стискиваю зубы, перебарывая потребность толкнуться бедрами, чтобы зажать этого неугомонного ублюдка между нами. Но вряд ли это облегчит мои мучения. Черт возьми, его не смущает даже детский плач.
Подавив зевок, встряхиваю головой и, натянув простынь на Алису, резко поднимаюсь на ноги, ощущая все прелести сна на полу, ну и не только сна. Потому что на одном раунде мы не остановились. И на втором круге моя Ведьма взяла надо мной верх, в прямом и переносном смысле.
Невольно вспоминаю, как восхитительно она смотрелась на мне, как соблазнительно подпрыгивали упругие сиськи и как сладко раскрывались ее распухшие от поцелуев губы.
Я так вымотал бедняжку, что она даже не реагирует на очередное хныканье, которое разносится по комнате.
Потираю ладонями глаза и хватаюсь за штору, которая отделяет зону с детской кроваткой, но вовремя себя останавливаю, сообразив, что ничем не прикрыл свой стояк.
Быстро подцепив боксеры, натягиваю их и отодвигаю
И когда он видит меня вместо той, которую звал, его лицо кривится и плач становится громче. Твою мать. Я такой страшный?
Что ж. С чего-то же нам нужно начинать.
Делаю шаг, наклоняюсь и беру сына на руки, но ему явно это не нравится, потому что он выгибается и кричит еще сильнее.
Я перехватываю его и, чтобы отвлечь, звонко щелкаю пальцами. Всхлипнув, Кир мотает головой в поисках источника звука, а затем фокусирует взгляд на моей руке, но ненадолго, и снова начинает хныкать, потирая кулачками глаза. Я чуть подкидываю его.
— Э-эй, товарищ, ты ведь не хочешь разбудить свою мамочку? Давай-ка мы дадим ей выспаться, у нее была непростая ночка, — воркую я, расхаживая с сыном на руках и покачивая его из стороны в сторону. — Правда, она красавица? — останавливаюсь напротив спящей Алисы, и на мгновение Кирилл замолкает, уставившись на мать, а потом тянет к ней руки, так неожиданно подавшись вперед, что я пугаюсь и резко перехватываю его. Кирилл мгновенно пугается и взрывается громким плачем.
Да твою ж мать! С его мамой все же попроще.
— Эй, — я поднимаю его подмышки, вынуждая посмотреть на меня. — Так не пойдет. Ты очень шумный. Давай…
Я морщусь, когда мне на лицо капают слюни или сопли, черт его знает, там все вперемешку. Беру сына поудобней и свободной рукой вытираю лицо, скептически глядя на испачканную слизью ладонь, а потом перевожу взгляд на Кирилла.
— Ты маленький засранчик, — серьезно сообщаю ему. — Буду с тобой честен: это не очень приятно.
И тогда я слышу это. Его короткий смешок. Мне даже не верится. Но по лукавой улыбочке смею предположить, что мне не показалось.
— По-твоему, это смешно, да? — я продолжаю с трудом сохранять серьезный тон.
Сын улыбается шире, показывая маленькие зубки, а потом изо всех сил щипает меня за нос.
У него отличная хватка, надо сказать, и я непроизвольно охаю, но, когда слышу его смех, готов стерпеть это снова. И снова. Лишь бы не плакал.
Морщу нос, двигаю сжатыми губами из стороны в сторону и чувствую, что опять могу дышать. Отлично. Но это так забавляет моего сына, что он хлопает ладонями по своим губам и громко хохочет.
— Супер. Я рад, что тебе весело.
Он лялякает что-то на малышовом, возможно, даже со смыслом, но я все равно не могу разобрать. Как и сейчас, когда он вытягивает руки, сжимая и разжимая кулачки:
— Ить! Дайить!
Я вытираю руку о боксеры, делая себе пометку поменять их, как вернусь в лагерь. Черт. Сколько времени?
Удерживая Кира на руках, пытаюсь найти телефон, пока сын продолжает звать непонятную Дайить. Интересно, а есть какой-нибудь переводчик с малышового? Было бы неплохо для таких папаш, как я. Наконец нахожу мобильный и, когда вижу, что всего пять утра, выдыхаю сдавленно: