Жестокеры

Рува Алиса

Информации из учебника по биологии мне было крайне мало, чтобы ответить себе на эти вопросы. Я не знала, виной ли тому мой генотип, мой психотип или что-то еще, но я как будто отношусь к какому-то очень редкому типу людей. Я ясно понимала одно: это поставило меня не в самую простую ситуацию. Я встала из-за стола и снова подошла к зеркалу. Все-таки мне было необходимо нащупать тонкую ниточку спасительной надежды. Мне было важно узнать, как выживают другие «белые котята».

«Кто еще из тех, кого я знаю, похож на меня? Кто такой же? Еще один «белый котенок»? Ну хотя

бы один!»

В серо-зеленых глазах, которые строго смотрели на меня из зеркала, на миг промелькнула забытая нежность.

– Никто, кроме Дима.

Их нет. Таких больше нет. Такие люди быстро уходят из моей жизни, так быстро уходят, и вместо них остаются… другие, которые совсем не такие, как я. Которые мне чужды и невыносимы. Почему мне встречаются именно эти люди? Почему их так много? Странные люди. Они словно преследуют меня. А я настолько уязвима по сравнению с ними…

– Ну почему я такая слабая? Почему я такая… РЕЦЕССИВНАЯ?

Это слово заставило меня вспомнить о домашнем задании. Я попыталась вернуться к задачкам, но вскоре снова отвлеклась. Я подумала о том, что если представить все человечество в виде живого организма, а людей в виде отдельных генов, то я – рецессивный ген. Я вся – один сплошной рецессивный ген, который чудом пробился к жизни.

«Я – рецессивный человек! Я – рецессивный ген человечества! Я назову этот ген АЕК».

АЕК – это то, что мама писала ручкой на стельках моих кедов, чтобы их не перепутали в школьной раздевалке. Это мои инициалы.

– Я – РЕЦЕССИВНЫЙ ГЕН АЕК!

Я упала на кровать, накрывшись учебником. Кажется, я сошла с ума. Вот до чего доводят школьников неимоверные нагрузки и горы домашнего задания! Потом я вскочила с кровати, подлетела к зеркалу и как-то по-новому посмотрела себе в глаза. Я увидела что-то в самой глубине своих зрачков. И снова вспомнила про белого котенка. Не знаю, почему, но вслух я сказала:

– И – да! – рецессивные гены иногда побеждают!

II. НА ОБОЧИНЕ

– Мой двадцатидвухлетний опыт –

Сплошная грусть!

М. Цветаева. Безумье – и благоразумье

А я иду – за мной беда,

Не прямо и не косо,

А в никуда и в никогда,

Как поезда с откоса.

А. Ахматова. Один идет прямым путем

Не знаю, любит ли меня этот город.

Гр. Мумий Тролль. Вечер

Чем он раздражал этих деятелей от рекламы? Впрочем, он был бы наивен, думая, что только они сочли его нежелательным. Нежелательным, вероятно, признали его и другие. Что-то наверняка произошло с его образом, хотя

сам-то он этого не осознавал. Что-то произошло, а он и не знает что и никогда того не узнает. Уж так повелось, и это касается всех: мы никогда не узнаем, почему и чем мы раздражаем людей, чем мы милы им и чем смешны; наш

собственный образ остается для нас величайшей тайной.

М. Кундера. Бессмертие

Однажды в городе …sk

Уже и не вспомню, зачем я вышла на улицу в то хмурое, промозглое ноябрьское утро. Шквалистый ледяной ветер пробирал до костей. Я повыше подняла воротник своего старенького пальто, но это, конечно, не могло спасти меня от пронизывающих порывов.

Пройдя несколько шагов, я заметила, что впереди, вдоль забора, огораживающего стройку, странной неустойчивой походкой, шатаясь, плетется высокий мужчина в длинном сером плаще. Сделав еще несколько шагов, он упал. Я подбежала к нему и с трудом перевернула его на спину. Красная рана зияла у него в боку. Незнакомец зажимал ее рукой. Я в ужасе отпрянула.

– В вас что, стреляли?

Раненый не отвечал. Только слабо водил глазными яблоками из стороны в сторону, избегая зрительного контакта. Я осмотрелась в поисках ближайшей телефонной будки.

– Держитесь! Я сейчас позвоню в скорую.

Несчастный, наконец, остановил на мне взгляд и слабо прохрипел:

– Не звоните… Они не приедут…

– Почему?

Он долго молчал, прежде чем ответить. Я пыталась зажать ему рану краем его плаща.

– Я им… не нравлюсь… – наконец с трудом выдохнул раненый.

Я опешила и замерла. А потом, вспыхнув от ярости, вскочила и попыталась поднять его, поставить его на ноги. Я не смогла этого сделать – слишком тяжелый. Но я упрямо тянула его за руку, и, должно быть, причиняла ему невыносимую боль, потому что раненый морщился и стонал.

– Идемте, я сама отведу вас в больницу! Только вы помогайте мне – я вас не дотащу.

Раненый застонал еще громче и, казалось, внезапно стал еще тяжелее. Он тянул меня вниз, словно огромный камень, привязанный к моей шее.

– Оставьте меня здесь. Это все… все… бесполезно…

Я все-таки смогла кое-как поставить его на ноги. Раненый обхватил меня сзади за плечи. Мы с трудом сделали несколько шагов. Точнее, я сделала несколько шагов. Последние силы покидали несчастного: он просто повис на мне и тащился за мной, волоча ноги по асфальту. Я шла, до предела напрягая каждый мускул. От неимоверных усилий, казалось, вот-вот треснет мой позвоночник. Раненый висел на моих плечах, как тяжелый-тяжелый мешок, больно придавив собой мои длинные распущенные волосы. Он сползал вниз и тянул их за собой, и я думала, что сейчас он выдернет их из моей головы! Я подняла подбородок вверх, чтобы хоть немного уменьшить это болезненное натяжение. С каждым моим шагом раненый как будто становился все тяжелее и тяжелее. Повернув голову вбок, я крикнула ему: