Жестокие слова

Пенни Луиза

Он рассказал жене и матери, как рассказывал прежде полицейским, почему в три часа ночи этот план представился ему таким очевидным, таким блестящим.

— Ты сделал это ради бизнеса? — спросила Доминик, когда он закончил. — Если подбрасывание тел покойников в чужие дома — часть бизнес-плана, то это совершенно порочный бизнес-план.

— Не было никакого плана, — попытался оправдаться он. — Да, я совершил страшную ошибку, но разве тут не возникает более серьезных вопросов? — Наконец-то он нашел, за что зацепиться. — Да, я перетащил тело. Но кто

подбросил его сюда — вот главный вопрос.

Женщины явно были настолько потрясены его признанием, что даже не подумали об этом. Но Гамаш подумал. Потому что он заметил и кое-что еще на покрытом морилкой полу. Его сияние и царапины. И полное отсутствие крови. Бовуар тоже обратил на это внимание. Даже если бы Марк Жильбер оттирал пол все это время, ему не удалось бы уничтожить всех следов крови. Следы остались бы.

Но они не увидели ничего. Только клочки от кардигана покойника.

Конечно, Жильбер вполне мог совершить это убийство, но только не в собственном доме. Когда тело перетащили сюда, человек уже был мертв.

Жильбер встал:

— Вот одна из причин, почему я хочу увидеть человека, который пытался ворваться в наш дом. Я думаю, он каким-то образом связан с этим.

Его мать прикоснулась к рукаву сына:

— Оставь это полиции. Может, этот человек нездоров.

Она посмотрела на Гамаша, но у старшего инспектора не было ни малейших намерений останавливать Марка Жильбера — пусть встретится с нарушителем покоя. Он хотел увидеть, что произойдет, когда состоится эта встреча.

— Идите со мной, — сказал он Марку. Потом повернулся к женщинам. — Если хотите, можете присоединиться к нам.

— Да, я пойду, — сказала Доминик. — Наверное, вам лучше остаться в доме, — посоветовала она свекрови.

— Нет, я тоже пойду.

Они подошли к сараю под взглядами лошадей, пасущихся в поле. Бовуар, который не видел их прежде, чуть не остановился в изумлении. Он в жизни не видел столько лошадей разом. Разве что в кино. Но эти не походили на лошадей из кино. Правда, и большинство мужчин не были похожи на Шона Коннери, а большинство женщин — на Джулию Робертс. Но даже если сделать скидку на естественный отбор, эти лошади выглядели, мягко говоря, странновато. Одна вообще не была похожа на лошадь. Они начали отходить подальше, одна из них засеменила в сторону.

Поль Морен, повидавший немало лошадей, сказал:

— Милые коровки.

Доминик Жильбер проигнорировала его. Лошади влекли ее. Их собственная жизнь внезапно начала рушиться, и тем сильнее была притягательность этих спокойных животных. Как и их страдания. Нет, не страдания — их стойкость. Если они могли вынести целую жизнь плохого обращения и боли, то и она перенесет тот удар, который, возможно, ждет ее в сарае. Остальные обогнали ее, а Доминик остановилась, потом подошла к загону, встала на ведерко и перегнулась через забор. Все лошади, кроме Ромашки, еще побаивались ее и отбрели на всякий случай подальше. Но Ромашка, большая, неловкая, уродливая, покрытая шрамами, подошла к ней, легонько ткнулась

своим широким плоским лбом в грудь Доминик, словно делала это всю жизнь. Словно они подходили, как ключ к скважине. Доминик пошла догонять остальных и встретиться с той тенью, которая находилась в сарае; ее руки пахли лошадью, и она все еще чувствовала утешительный тычок лошадиного лба.

Их глазам понадобилось несколько секунд, чтобы приспособиться к сумеречному свету в сарае. Потом тень обрела устойчивые очертания. Человеческие. Они увидели высокого, стройного, изящного пожилого человека.

— Вы заставили меня ждать, — раздалось из темноты.

Марк, у которого зрение было не слишком хорошим, хотя он и старался не показывать этого, видел только силуэт. Но слова, голос сказали ему более чем достаточно. Голова у него закружилась, и он вытянул руку, чтобы не упасть. Мать, стоявшая рядом с ним, поддержала его.

— Мама? — прошептал он.

— Все в порядке, Марк, — сказал человек.

Но Марк знал, что не все в порядке. До него доходили слухи о старом доме Хадли, об упырях, обитавших там. Ему нравились эти истории, потому что они отпугивали других покупателей и ему удалось купить эту собственность дешево.

Прах к праху. Здесь случилось что-то воистину ужасное. Дом Хадли произвел на свет еще одного призрака.

— Отец?

Глава семнадцатая

— Отец?

Марк вгляделся в темноту темнее мрака. Голос, навсегда оставшийся в памяти, узнавался безошибочно. Низкий спокойный голос, в котором всегда слышалась укоризна и легкая ирония, отчего ребенок, потом юноша, потом мужчина никогда не знал, как относится к нему отец. Но подозревал.

— Привет, Марк.

Голос прозвучал шутливо, словно здесь происходило что-то забавное. Словно ступор, в который впал Марк, услышав отца, давал повод для веселья.

Доктор Винсент Жильбер вышел из сарая и из царства мертвых на свет божий.

— Мама? — Марк повернулся к женщине рядом с ним.

— Извини, Марк. Идем.

Она вытащила своего единственного ребенка на солнце и посадила на тюк сена. Засохшие травинки укололи его.

— Ты можешь принести что-нибудь выпить? — спросила Кароль у невестки, но Доминик, схватившаяся за щеку, была ошеломлена не меньше своего мужа.

— Марк? — проговорила Доминик.

Бовуар посмотрел на Гамаша. День грозил затянуться, если они только и будут что называть друг друга по имени.

Доминик пришла в себя и быстро пошла, а потом побежала в дом.

— Прошу прощения, если удивил вас.

— Конечно, ты его удивил, — резко сказала Кароль. — Что, по-твоему, он должен чувствовать?

— Я думал, что увижу более радостную реакцию.

— Ты никогда не думаешь.

Марк отвел взгляд от отца и повернулся к матери:

— Ты мне сказала, что он умер.

— Видимо, это было преувеличением.

— Умер? Ты ему сказала, что я умер?

Она снова повернулась к мужу: