Жестокие слова
Шрифт:
Оливье раздраженно сунул карты на заднее сиденье и вышел из машины. «Что?» — недовольно спросил он у Габри, который смотрел куда-то вперед. Оливье посмотрел в ту же сторону. И увидел дом.
Он сразу же все понял.
Это место описывалось во всех сказках, прочитанных им в детстве под одеялом, когда его отец думал, что сын читает о морских сражениях. Или обнаженных девицах. А он вместо этого читал о деревнях, домиках и садах. И о дымке из труб, и о каменных стенах, которые старше любого местного жителя.
Он забыл
«Пойдем, ma belle?» Габри взял Оливье за руку, и, оставив машину, они пошли по грунтовой дороге в Три Сосны.
— Сначала, когда появился Отшельник, я был недоволен…
— Отшельник? — переспросил Гамаш.
— Так я его называл.
— Разве вы не знали его имени?
— Он мне никогда его не называл, а я никогда не спрашивал.
Гамаш перехватил взгляд Бовуара. Инспектор смотрел на Оливье разочарованными и недоверчивыми глазами.
— Продолжайте, — сказал Гамаш.
— Волосы у него были длинноваты, и вид слегка потрепанный. В общем, на покупателя не похож. Но посетителей не было, и я поговорил с ним. Он вернулся неделю спустя, а потом приходил приблизительно раз в неделю в течение нескольких месяцев. Наконец он отвел меня в сторонку и сказал: у него есть кое-что на продажу. Это меня разочаровало. Я относился к нему по-доброму, а он просит купить у него какое-то старье. Я разозлился. Чуть было не попросил его убраться, но он уже успел достать вещь, которую хотел продать.
Оливье вспоминал, опустив взгляд. Они находились в глубине торгового зала, где было слабое освещение, к тому же вещь в его руках не сверкала, не блестела. Напротив, она казалась довольно тусклой. Оливье потянулся было к ней, но Отшельник отдернул руку. И тут на вещицу упал луч света.
Это был миниатюрный портрет. Они подошли к окну, и Оливье смог хорошо разглядеть, что предлагает ему Отшельник.
Миниатюра была помещена в потускневшую старую рамку и, вероятно, написана одним конским волосом, настолько хорошо были видны детали. На ней был изображен человек в профиль, в припудренном парике и неряшливой одежде.
От одного воспоминания об этом у Оливье чаще забилось сердце.
«И сколько вы хотите?»
«Может быть, немного еды?» — сказал Отшельник, и сделка была заключена.
Оливье посмотрел на Гамаша, который пристально смотрел на него своими карими глазами.
— Так оно все и началось. Я согласился взять миниатюру в обмен на всевозможную бакалею.
— И сколько стоила эта вещь?
— Не много. — Оливье припомнил, как он осторожно извлек миниатюру из рамки, увидел старинные буквы на заднике. Это был какой-то польский граф. И дата стояла: 1745. — Я продал ее за несколько долларов.
Он выдержал взгляд Гамаша.
— Кому?
— В
Гамаш кивнул:
— Продолжайте.
— После этого Отшельник стал время от времени приносить мне всякие вещи, а я взамен давал ему еду. Но он становился все больше и больше подозрительным. Он уже не хотел приходить в деревню. И потому пригласил меня к себе в хижину.
— А почему вы приняли приглашение? Ведь для вас это было неудобно.
Оливье боялся этого вопроса.
— Потому что он приносил мне, как выяснилось, весьма достойные вещи. Ничего из ряда вон, но хорошего качества. И меня обуяло любопытство. Когда я впервые посетил его хижину, мне понадобилось несколько минут, чтобы понять, чем он владеет. Но странным образом все это казалось там на месте. Потом я присмотрелся. Он ел с тарелок, которые стоили десятки, сотни тысяч долларов. Вы видели стаканы? — Глаза Оливье возбужденно засветились. — Fantastique.
— Он никогда не объяснял, откуда у него появились вещи, которым цены нет?
— Никогда. А я никогда не спрашивал. Боялся его спугнуть.
— Он знал цену того, чем владеет?
Вопрос был интересный, и Оливье сам не раз задавал его себе. Отшельник относился к великолепному серебру так, как Габри относился к тарелкам из «ИКЕА». Он никогда ничего не берег. Но не был он и безалаберным человеком. Он был осмотрительным — в этом Оливье не сомневался.
— Я не уверен, — ответил Оливье.
— Значит, вы давали ему еду, а он вам — бесценные вещи?
Гамаш произнес это нейтральным, любопытствующим голосом. В нем не слышалось никакого осуждения, хотя Оливье знал, что Гамаш мог и должен был задать этот вопрос так, чтобы Оливье почувствовал стыд.
— Он не давал мне лучших вещей. По крайней мере, сначала. А я не только приносил ему еду. Я помогал ему в огороде, покупал семена.
— И как часто вы к нему приходили?
— Каждые две недели.
Гамаш подумал, потом спросил:
— Почему он жил в хижине, вдали от всех?
— Прятался, я думаю.
— Но от чего?
Оливье покачал головой:
— Не знаю. Я пытался спрашивать, но он ни на один вопрос не отвечал.
— Что еще вы можете нам рассказать? — Голос Гамаша стал чуть нетерпеливее, чем прежде.
Бовуар оторвался от своего блокнота, и Оливье заерзал на стуле:
— Я знаю, что Отшельник построил хижину за несколько месяцев. Потом сам перенес туда все свои вещи.
Оливье посмотрел на Гамаша — он хотел увидеть какой-нибудь знак одобрения, оттепель. Старший инспектор чуть наклонился вперед, и Оливье поспешил продолжить:
— Он мне все это рассказал. Большинство его вещей были мелкими. Если не считать стульев и кровати. Остальное мог унести любой. А силы у него хватало.
Гамаш по-прежнему хранил молчание. Оливье поежился: