Жестокий роман
Шрифт:
— П-прошу, — всхлипываю, выдаю мольбы на автомате, сама не осознаю цели своих слов, умоляю о невозможном. — Н-нет.
Я говорю «нет», реагируя на отчаянные крики разума, но мое тело вопит гораздо громче, подается и отдается, каждой клеткой заявляет «да».
Марат затыкает мой рот поцелуем, овладевает мною медленно и размеренно, берет плоть размашистыми толчками, проникает до упора, не ведая никакого стеснения. Притягивает меня за ягодицы все ближе и ближе, мягко нанизывает на закостеневший от возбуждения член. Сдерживает похоть, усмиряет свой одержимый пыл, намеренно
Я отвечаю ему. Обвиваю ногами, свожу бедра плотнее, теснее, вжимаю в его мускулистые ноги. Мои ногти царапают широкие плечи. И в спину впиваются. Я изгибаюсь под ним как змея.
Мы становимся одним целым. На миг.
Пусть это только иллюзия. Безумие. Фантазия. Призрачный мираж. Сладкий самообман. Без разницы, не важно.
Я готова обмануться. Я согласна. Пусть так.
Марат вбивается вглубь особенно мощным толчком и кончает, изливается вязким горячим семенем внутрь меня, наполняет до отказа, помечает свою самку.
И тут осознание обдает разум кипучей волной. Буквально ошпаривает, заставляя с шумом втянуть воздух и рефлекторно дернуться.
— Ты… ты без презерватива? — спрашиваю судорожно. — П-почему? Т-ты…
Он ухмыляется. Обводит языком мою нижнюю губу, слегка прикусывает, тут же зализывает оставленный след.
— А что? — хмыкает. — Нельзя?
Я не знаю. Предохранение стало настолько привычным и традиционным ритуалом, что я даже значения этому не придавала. Марат постоянно использовал презервативы, никогда не проникал в меня без резиновой защиты. Мог потом сдернуть, кончить на лицо, на грудь или на живот, однако овладевал мною, не забывая о безопасности. Эти незаменимые изделия хранились у него повсюду: в душе, на тумбе у кровати, в автомобилях, в кармане пиджака, в брюках.
Прежде я использовала для предохранения таблетки, но за последние месяцы в моей жизни было больше секса, чем за всю прошлую жизнь, поэтому новый тип защиты неминуемо стал привычен.
Теперь понятно, почему я сразу ощутила перемену. Кожа к коже. Ближе, чем когда-либо. Чувства гораздо ярче и острее. Одно лишь осознание происшедшего будоражит.
— Это непривычно, — тихо говорю я.
— За ночь привыкнешь, — хрипло обещает Марат.
Такая близость у нас впервые. Полная и абсолютная, стирающая все допустимые нормы, разбивающая строго установленные грани, уничтожающая все существующие запреты.
Я должна радоваться. Наверное. Должна. Но радости нет. Ни капли. Мои инстинкты бьют тревогу, сигнализируют об опасности. Предупреждают о неизбежном.
Ужас раздирает сердце на части. Безотчетный и бесконтрольный страх завладевает моим сознанием, пронизывает, заполняет до краев. Не могу объяснить свои ощущения с логической точки зрения, не способна обосновать противоречивые подозрения. Вроде бы все складывается благополучно, ведь мужчина не станет заниматься сексом подобным образом, если женщина ему совсем безразлична. Каждый взрослый человек понимает, что незащищенный половой контакт часто приводит к вполне определенным последствиям. И если насчет состояния моего здоровья Марат может быть спокоен, никаких болезней от меня не подцепит,
Выходит, он готов?
К ребенку от рабыни. От женщины, отданной на растерзание. От той, которую он считает шлюхой, грязной подстилкой, набором отверстий для слива семени.
Был ведь разговор о детях. О том, как они становились главными в роду. Неужели сказал не просто так? Намекал? Неужели его совсем не пугает столь крутой расклад? А реакция безумного отца? Вряд ли тот порадуется неожиданному прибавлению в семье.
Расплавленный свинец растекается по затылку. Стальные молоточки бьют по вискам, дико и безумно стрекочут. Мои рефлексы сходят с ума.
Что происходит? Почему именно сейчас? Это очередной план? Странная уловка? Это поможет избавиться от долга? Разорвет кровавую цепь? В чем заключается суть?
Марат перекатывается на спину, не размыкая тесные объятья, не выпуская меня из горячего кольца рук, и с огромного члена не позволяет соскользнуть. Принуждает оказаться сверху, оседлать его как жеребца. Крупные ладони по-хозяйски сминают ягодицы, прижимают крепче, тискают обнаженную плоть.
Вскрикиваю, разом теряя способность трезво мыслить и анализировать происходящее, буквально плыву от зашкаливающего возбуждения. Завожусь за долю секунды, горю в самом жутком и порочном смысле, лишаюсь воли без надежды разрушить порочную связь.
Он снова целует меня. Жарко. Страстно. Напористо. Берет жадным ртом. Ломает и возвышает в один миг. До небес возносит, а после прямо в пекло низвергает.
Зацеловывает. До боли в губах. До ломоты в челюстях. Долго. Алчно. Сладко. Будто пьет и напиться не может. Поглощает мое дыхание, своим замещает.
Разве так рабыню целуют? А шлюху? Черт. Хватит. Сама обманываться желаю. Зря. Ничего особенного для него не означаю, просто вызываю больше возбуждения, чем другие. Цепляю на примитивном уровне похоти, первобытной тяги.
Какие могут чувства у хищника к добыче? Глупо мечтать и надеяться на чудесное избавление. Счастья мне здесь точно не светит. Надо помнить где мое место. На громадном органе. Послушно скакать, насыщать хозяина. Вот моя судьба.
Все просто. Проклятье. Нет. Все совсем не просто. И сейчас…
— Ты не боишься, что я могу забеременеть? — спрашиваю прямо.
Марат молчит. И мрачнеет. Четко ощущаю перемену в его настроении. Безмятежное небо затягивают грозовые тучи. Раскаты грома оглушают. Грядет ураган. Бешеный.
— Пожалуйста, — требую тихо, но отчетливо. — Ответь. Объясни, почему вдруг такая резкая перемена.
Он заваливает меня на спину. Буравит горящим взглядом и раскаленным членом. Его орган опять твердеет, наливается силой и мощью в моем лоне.
— Я не хочу говорить, — бросает резко.
Ну, хотя бы что-то отвечает. Мог бы и без пояснений свое взять, легко и привычно, ведь нет никакого смысла объяснять вещи, почему решил применить ее по назначению.
— Марат…
Мой рот запечатан его губами. Жестко. В момент. Мои стоны льются в его горло, текут по его мускулистому разгоряченному телу. Дрожь сводит распахнутую настежь плоть.