Жил-был мент. Записки сыскаря
Шрифт:
***
История была банальной. Утром она ушла на работу, вечером пришла с работы. И обнаружила пропажу картины. Картину написал художник известный, но, увы, покойный.
— А кто ещё проживает с вами в квартире?
— Моя приятельница.
— Место вашей работы.
— Я директор кладбища.
***
Зам по розыску был плотным мужчиной под метр восемьдесят. Осел на «земле» временно. В кадрах решался его вопрос.
— Тихоныч, вот заявление, объяснение. Надо бы подскочить, осмотр сделать.
— Тебе, Барбос, только бензин казенный жечь.
—
— Мы не нищие, мы гордые. Давай сюда эту лесбиянку.
— Почему лесбиянку?
— А что она с подругой живет? Ясно дело, лесбиянка. Не спрашивал, она кобел или так пописать вышла?
Через час они уехали вместе. Утром она привезла его на работу.
— Барбос, возьми заяву. Картина за диван завалилась. Сам понимаешь. И лепи отказной. Чтоб все чики-пики! А то дежурный кладанёт. Спалимся. Да, она мне трендела про какое-то био. Херня какая-то.
***
Через месяц его уволили. Через три месяца он работал на кладбище зам директора. Через год ездил на своей «Волге». Через три года умер на новой даче, подавившись куском шашлыка. На поминки мы не пошли.
Когда-то Даша
Все звали её Диди. По паспорту она значилась Дарьей Николаевной. Родители Дарьи работали в Далекой Африке, продавали частички СССР. За девицей 28 лет присматривала тётя, служившая на Старой площади, ездившая на чёрной «Волге», с проблесками на радиаторной решетке. Раз в неделю тётин водитель привозил продуктовый заказ, мелкие деньги в конверте. В воскресенье тётя звонила в 9 утра и спрашивала, как дела. Дела шли нормально. Диди числилась помощником администратора театра (в трёх шагах от дома). Свободное время проводила в ресторанах и кафе. Это сказывалось на фигуре, а может, генетика, продажная девка монаха Менделя, сыграла свою
роль.
***
Лизин папА был военным, хотя Лиза его не видела в форме. Форма висела в шкафу, звёзды тускло поблескивали, две синих дорожки на каждом погоне красиво смотрелись на зеленом фоне. ПапА был в длительной командировке. Раз в год мамА летала к папА. За счёт Мин. Обороны СССР. Возвращалась грустная и за-
горелая.
***
Отари учился на переводчика и жил в Москве уже два года. Был красив. По нему вздыхали сокурсницы. Но будущему переводчику было наказано: на учёбе… ни-ни. Отца Отари Уважал, знал, сколько он сил положил, пропихнув в Такой ВУЗ.
***
Лиза познакомилась с Диди в кафе «Космос», что на улице Кой-Кого. У Диди было много знакомых, в том числе и иностранцев. Последние пахли хорошим парфюмом, дарили подарки, были милы и ненавязчивы. Лиза крутила с ними романы напропалую. Часто обедала и ужинала в «Национале». Один из её любовников, пожилой и пухлый «бундос» сказал, что хотел бы платить деньги Лизе, а не этой толстозадой фрау с собачьей кличкой. С тех пор Лиза получала деньги сама, Диди же — только часть денег, за квартирное время и новые знакомства.
***
С Отари она познакомилась на улице. Лизу коробило от его липучести. Но потом ей понравилось получать охапки роз, грузинская
Отари…
***
Отари был без ума от этой хрупкой и нежной блондинки. После разговора, серьёзного разговора с Лизой, он помчался на Центральный Теллеграф. Мама сказала, что сможет прилететь через неделю. Папа был рад возможной московской прописке и сказал, что деньги на кооперативную квартиру — не вопрос.
Мир был прекрасен. Отари, вспомнив детство, в припрыжку скакал к Манежной площади. То, что он увидел, ввело его в ступор. Из дверей «Националя» вышла пара. ЕГО Лиза, наряд которой и «боевой косметический раскрас» не оставлял сомнений в её профессии, и нетвёрдо державшийся на ногах иностранец. Дородный швейцар услужливо-привычно открыл дверцу такси, и пара, весело щебеча втиснулась в машину. Отари хотел закричать, но не смог…
***
Лиза умирала долго. Не кричала, хрипела. Полы в кухне перепачкались кровью. Вернувшейся Диди Отари сказал тихо и грусно:
— И тебя зарежу.
Диди орала на лестничной площадке. Хлопали двери. Кто-то позвонил в милицию.
***
Отари сидел в соседней комнате, курил, смотрел в окно, просил водки. Следователь, приткнувшись в коридоре, писал «Протокол осмотра места происшествия». Понятые нервно вдыхали сладковатый запах крови за его спиной. Возникший, как чёртик из коробочки, комитетчик в мышастом костюмчике, перекинулся междометиями с Диди. Глянул на Отари. Неожиданно пнул труп Лизы в бок.
— Доигралась, сучка!
— Примета плохая, к болезни, — мрачно сказал судмедэксперт Градус.
— Отёк остатков мозга гарантирован, — почему-то ляпнул я.
Мышастый, зло глянув на нас, повернулся и, хлопнув дверью, исчез.
Через два часа был новый вызов. Десятилетний пацан решил изобразить подводную лодку в ванне. Захлебнулся.
Колесо жизни и смерти вращалось без остановок…
Про секретного агента Петрова
Многое в нашей жизни бывает случайно. Так и случилось у Петрова. Он стал агентом уголовного розыска, обратно к Хозяину ему не хотелось. А хотелось жить у мамы, в квартире знакомой с детства. Случай, просто случай, думал человек с судимостью. Как и всякий секретный сотрудник, имел псевдоним, который выучил наизусть, подписывая корявым почерком очередное сообщение. Почему ему дали странную фамилию «Коровьев», он не знал.
Инспектор уголовного розыска, с которым он работал, был весёлым и добродушным парнем. Мог принести на встречу бутылку водки, по-свойски порубить колбасы и хлеба на газетку. Трепался за жизнь. Жаловался на начальство, семейную жизнь. Иногда подкидывал деньжат, спас от ЛТП, помог с пропиской.
Петров, человек судимый, сам себе удивлялся. Сидит с ментом поганым, выпивает, закусывает. И так хорошо ему! И приятно общаться, и рассказать многое хочется, чтоб понял его, Петрова, этот улыбчивый парень, про жизнь его непутевую, про несбывшие мечты и дурацкие надежды.