Жила-была девочка, и звали ее Алёшка
Шрифт:
Я сразу дала понять, что не стоит таиться, читая по утрам ту самую ежедневную газету, которая учинила настоящее расследование по моей скандальной теме. Каждый день там выходили новые интервью с жертвами депрессивной книги, и все они пестрили различными признаниями, которые я читала, заглядывая Марку через плечо, тихо посмеивалась, в то время как он едва сдерживал ругательства.
Ожидаемо почувствовав себя в ореоле славы и искупавшись в волне всеобщего сочувствия, бывшие сторонники принципа «Живи быстро, умри молодым» мгновенно забыли о нем и теперь активно эксплуатировали свой трагический образ, демонстрируя покаянное жизнелюбие. Они наперебой рассказывали о том, как жалеют о своем выборе, просили прощения у родителей и почему-то
И если Марка новый акт спектакля откровенно шокировал циничной наигранностью, то я, оставаясь спокойной, просто объясняла ему, каким образом на журналистской кухне готовятся все эти трогательные речи и признания.
— Нет, ну они же сами почти все пишут, авторы этих статей. На интервью они, конечно, выезжают, но обычно это происходит так — они общаются, смотрят, что за человек, какие фотки можно сделать, какой образ ему придумать. Как подать, чтобы читателей зацепило, понимаешь? А потом говорят — вот такие вопросы мы вам зададим. А вы ответите так-то и так-то. Доверьтесь нам. Мы все напишем так, что ваша история станет сенсацией. И вам все посочувствуют. Или полюбят и поймут. Ну и потом отсылается текст чисто на формальное согласование, герои редко, когда возражают. Если это не капризные звезды, конечно. А так каждый человек хочет засветиться хоть по телеку, хоть в газете. Главное, чтобы фотки были красивые и признания душещипательные. Вот про ангела, я уверена — это типично журналистская выдумка. Но девочка, увидев интервью с собой на всю полосу, очень скоро поверит, что это она сама все сказала, мало того, что так и было на самом деле. А почему бы и нет Марк? Так же красиво и трогательно смотрится, ради искусства не жаль немного и приукрасить! — и я громко рассмеялась, потешаясь над тем, что раньше меня искренне огорчало.
Марк долго смотрел на меня взглядом, в глубине которого поблескивали диковатые искорки, после чего, тряхнув головой, произнес:
— Вот теперь я точно верю, что ты хочешь завязать со всем этим. Любой адекватный человек рано или поздно захочет. А те, кто остаются и дальше так живут… Для них у меня нет оправданий. Это не люди. Их нужно уничтожать, планомерно, как заразу. Вспомни те комментарии, у тебя в блоге — их писали больные невротики. Вот что происходит, когда журналистский вирус попадает в мозг к человеку и разрушает его. Жесткая цензура — минимальное, что можно противопоставить репортерской анархии. В идеале нужна уголовная ответственность и смертная казнь как высшая мера. По-другому остановить эту эпидемию невозможно. Только истреблять и изолировать тех, кто ее распространяет.
А к концу недели, когда мы оба практически свыклись с разгулом страстей в прессе, нашу тему затронуло даже одно из популярных ток-шоу выходного дня. Так я, наконец, увидела тех самых несчастных детей, которых едва не сгубила.
Румяные и зардевшиеся от всеобщего внимания, без следов особой изможденности, они наперебой рассказывали о том, как коварный мир загнал их в ловушку жестокими мультфильмами, агрессивными сериалами и бесчеловечными книгами. Для демонстрации падения нравов было даже зачитано несколько абзацев из моего романа, и пораженные гости студии активно всплескивая руками, демонстрировали на камеру возмущенно-негодующие лица. Апофеозом публичного покаяния стало громкое признание одной из жертв, почувствовавшей в себе после прочтения книги позывы к гомосексуальности, но вовремя излечившейся от этих мыслей после встречи с ангелом во время клинической смерти.
Приглашенные
Юркий корреспондент, раскрутивший тему, тоже засветился на передаче с громкими заявлениями о том, что автор скандальной книги-убийцы удалил все свои записи из интернета, а, значит, прячется от суда общественности, сгорая от стыда. И что его пример должен быть всем наукой, а вместо сочинения всяких новомодно-эпатажных гадостей лучше бы писали о дружбе, доброте и семейных ценностях.
Для пущего назидания операторская камера тут же показала крупным планом уголок с немногочисленными представителями богемы, приглашенных на шоу в качестве живого воплощения растлевающего зла и бесовских сил. Их покаянно-унылые лица только подтверждали, что роль, отведенную им, они приняли покорно и скорбят вместе со всеми.
— Что за черт… Алеша! Это же твои знакомые! — подал голос Марк впервые за все время просмотра шоу, за которым он наблюдал в тяжелом молчании и с чувством плохо скрытой досады. — Вот этот, этот и эта. Я же знаю их. Я их не раз видел рядом с тобой.
К сожалению, я не могла разделить искреннего возмущения и удивления Марка, потому что ожидала чего-то подобного. Правда, мои прогнозы касались газетных интервью, а не участия в телепрограмме, а вот относительно того, какой будет реакция друзей, я почти не ошиблась.
Занять активную позицию и честно высказать свое мнение собратья по перу, как всегда, не смогли. И, прямо не нападая, но и не защищая, продолжали как-то вяленько меня оправдывать банальными фразами: «Никто не думал, что так получится» и: «А вообще у нас все не так, как вы думаете, мы совсем не против добра и семейных ценностей»
В итоге, чтобы показать, что не все так плохо, некоторые из них даже продекламировали свои актуально-позитивные стихи, а я начала подозревать, что вот она — та самая морковка, за которой они пришли на телеэфир, в котором им отводилось явно не почетное место. Возможность засветиться на экране и прорекламировать свое творчество, поданная даже в такой неприглядной форме, оказалась слаще откровенно агрессивных выпадов ведущего, заставившего их под конец ток-шоу извиниться перед страной за всех писателей и поэтов, использующих искусство не во благо, а во зло.
Неизвестно, закончилось ли шоу именно на этой трогательно всепрощающей ноте или накал мира и добра продолжал нагнетаться — я не смогла этого узнать. Марк, пытавшийся сохранять спокойствие ровно до того момента, как на сцену вышел детский хор с песней о лете, счастье и улыбке мамы, не выдержал и прервал трансляцию самым внезапным образом — вырвав провод от телевизора прямо из розетки. После чего он остался у него в руках, а вывалившаяся из стены розетка беспомощно повисла на тонких проводах, словно очередная жертва суицида.
Я не знала, смеяться или плакать над таким символизмом, поэтому предпочла просто сохранять тишину и спокойствие.
— Я больше не хочу на это смотреть. Это отвратительно, Алеша. Вся эта передача, гости, ведущие. Я думал, большего маразма, чем во время походов по твоим дурацким сборищам, не увижу. Но то, что было сейчас, превзошло всё. Даже самые дикие выходки твоих неадекватных друзей.
Возразить на это мне было нечего. Я лишь снова пожала плечами и попыталась объяснить Марку, что не стоит так серьезно относиться к работе телевизионщиков, это их основной заработок теперь — лепить сомнительные шоу всенародного масштаба. Никто больше не борется за истину и достоверность. Главное — заполнить промежутки между рекламой зрелищем, похожим на липучий сироп, чтобы на него слетелось как можно больше мух-телезрителей.