Жили по соседству
Шрифт:
– Должен прямо тебе сказать, племянник, одобряю? Одобряю тебя за то, что ты приобрел вещь!
"Вещь" в понимании Леонида была предметом. Ему вспомнились надписи на вокзале и в бане: "Сдавайте вещи в камеру храпения", "Часы и ценные вещи сдавайте на хранение банщице". И английская булавка, и хомутик от ремешка тоже вещи. Но назвать вещью машину!
Леонид только что собрался возразить Сергею Семеновичу, но в это время из парка донеслись звуки музыки: на эстраде исполняли в высшей степени минорный вальс, и он показался
– Какая очаровательная музыка!
– воскликнула она.
– Я могла бы вечно слушать такую музыку.
– Долго слушать - спать захочется, - ответил Сергей Семенович.
– Ах, нет! Я хотела бы умереть под звуки прекрасной мелодии!
– во всеуслышание заявила Доротея Георгиевна, оглядываясь на музыкантов.
Как всегда бывает у здоровых людей при слабом опьянении, чувства захмелевшего Леонида обострились. Он стал замечать то, чего не замечал раньше: его внимание привлекло странное разлапистое пятно на скатерти, очень что-то напоминавшее. Напряг память и вспомнил: пятно было похоже на остров Целебес, изображенный на школьной карте восточного полушария.
Через два столика, слева, сидела еще одна компания: группа молодых людей. Все они были острижены одинаково, "под бокс". Походило на то, что перед приходом в ресторан они наскоро подстриглись в одной парикмахерской. Пили, видимо, долго: стол был густо уставлен пивными бутылками. Один из парней, хорошо сложенный брюнет (лицо его показалось Леониду знакомым), был трезвее товарищей. Он упорно смотрел на Лилиан, втолковывая что-то соседу. Тот тоже посмотрел и громко сказал:
– Есть взять на мушку!
– Не шухари, балда!
Разговор этот не понравился Леониду, и, передвинув стул, он закрыл Лилиан своей достаточно широкой спиной.
Она, опершись на стол левой рукой, ела пломбир и тихо говорила с отцом. Тот ей возражал. Донеслась его фраза:
– Докторов слушать, так и дышать вредно... Лилиан покачала головой.
Давно знакомая красота девушки никогда не поражала Леонида, но сегодня он залюбовался ею и сказал:
– Ты такая красивая, Лиля, что все на тебя смотрят.
– Очень жаль, - ответила она и негромко, очень просто сказала: - Прошу тебя, Леня, уедем отсюда... Доктора совсем запретили папе пить, а он их не слушается. И ведь тебя дома ждут... Смотри, уже совсем темно.
Как он забыл, что дома его ждут? И кто: мать, отец, Зина, Наташа, самые близкие товарищи!.. Впрочем, нет! Он хорошо все время помнил об этом, но неудобно было торопить других, а потом... потом... эта музыка!..
– Сергей Семенович, поедем?
– спросил он. Еще раз взглянув на дочь, Сергей Семенович тяжело поднялся.
6.
На обратном пути Леонид развез по домам восхищенную поездкой Доротею Георгиевну и Тыкмаревых. Подъехав к своему дому, он застал неожиданную тишину.
– Мама, где же Зина и ребята?
– Ушли.
– И Зина?
Зина могла бы подождать, должна была подождать!..
– А папа? Натка?
– Наташа на кухне химию учит, отец в саду. Открыв калитку и поставив машину под навес, Леонид пошел в сад, где едва можно было рассмотреть белевший парусиновый костюм отца. Присел рядом, ожидая, что отец заговорит первым, но Федор Иванович молчал. Тогда сказал сам.
– Мы, папа, завтра поедем. Хорошо? Федор Иванович отодвинулся от Леонида.
– Не знаю. Может быть, и поедем, если от тебя вином не будет вонять.
– Это, папа, Сергей Семенович...
– До Сергея Семеновича мне дела нет, а до Леонида Федоровича есть! И пьяные машины не водят.
– Я совсем не пьян, папа, только...
– Пока от тебя пахнет, не хочу с тобой говорить!
Федор Иванович резко поднялся и пошел по дорожке, но не домой, а на улицу. Прислонившись к стояку ограды палисадника, задумался, удивляясь собственной вспыльчивости.
От утреннего счастливого состояния не осталось и следа. Улегшись в постель, Леонид не мог уснуть: необъятный по количеству впечатлений и воспоминаний день, казалось, все еще продолжался, не давая покоя утомленной мысли. Второстепенное мешалось с большим и важным. Леонид попробовал закрыть глаза, и ему сейчас же представилась бесконечная, несущаяся навстречу дорога, и не было той дороге ни конца, ни края... Потом почему-то очень отчетливо вспомнилась старушка-попутчица и смешной обед в Ефремове.
"Почему так рассердился отец? Конечно, получилось нехорошо, но ведь я был трезв, почти совсем трезв... Во всяком случае, так говорить отец не должен был... И Зина ... Она знала, не могла не знать, как я хотел встречи с ней, и все-таки ушла..."
Над поселком стояла теплая ночь. Совсем близко, в конце сада, запел соловей. Первые колена песни прозвучали неуверенно, потом голос певца окреп и, славя любовь и весну, он рассыпался долгой и громкой трелью. Пение оборвалось так же неожиданно, как началось: возможно, соловья вспугнул Хап, подходивший к вокальному искусству с гастрономической точки зрения.
В саду и в доме Карасевых все стихло.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Плохой конец хорошего дня
1.
В ночь перед экзаменом по химии Наташа видела вещий сон: ей приснился свирепый белый медведь. Особенно страшно стало Наташе, когда медведь, став на задние лапы, заговорил человеческим голосом, задавая ей вопросы по химии. Наташа так испугалась, что не могла ничего ответить, и мохнатый экзаменатор поставил ей совершенно небывалую отметку - "Мо", что, как известно из периодической системы элементов, означает сокращенное название металла молибдена - и ничего более.