Жили по соседству

Шубин Алексей Иванович

– Милиция милицией, - отвечает Федор Иванович.
– Но одной ей везде не поспеть. Ребята правильно сделали: не комсомольское дело, скрестя руки, смотреть, как людей грабят.

– Так их и самих порезать могли! Вот Татарчука в бедро пырнули. Я его перевязываю, а кровь так и льет... Едва пол оттерла... А кабы Леньке в живот угодили?..

Федор Иванович понимает переживания Анны Степановны и старается возражать как можно мягче.

– Это кто как думает... Куликовский вон в отхожем месте спасался. Хорошо это? Трусам

почет невелик. Если б Леонид этак сделал, я первый его бы поднял на смех.

Страшно Анне Степановне за сына, но понимает она И то, что иначе поступить он не мог: не по-карасевски получилось бы. И, переменив фронт атаки, она набрасывается на самого Федора Ивановича.

– Ты и сам хорош! Свалка идет, хулиганы ножами машут, и тебя туда же понесло... На шестой десяток человеку пошло, а он с живорезами схватился. Ленька еще так-сяк: парень молодой, сильный, ты-то куда лез?

– Папа тоже помогал, - вступилась за отца Наташа.
– Когда один вскочил и бежать кинулся, папа первый его за ворот схватил.

Лучше бы она не говорила этого! Весь гнев матери обрушился на нее.

– Уж кто-кто, а ты бы помалкивала! Девичье ли это дело ночью на улицу выскакивать да у драчунов под ногами болтаться? Чтобы я тебя теперь вечером за околицу выпустила!.. Ни в жизнь этого не будет!

– Я, мама, тогда уже вышла, когда милиция подоспела.

– Ты-то сама не милиция, чтобы в этакие дела мешаться.

– Почему я не милиция?
– вскипятилась в свою оче-редь Наташа.
– В милиции и девушки служат, и ничего в этом плохого нет! Возьму и поступлю в милицию... Я на днях женщину в форме лейтенанта видела.

Анна Степановна всплеснула руками, но Федор Иванович, вмешавшись, самым неожиданным образом погасил спор, сказав:

– Ты, милиция, вместо того чтобы мать расстраивать, чайку бы согрела... А ты, мать, не беспокойся, теперь эту дрянь далеко уберут.

Пришел Леонид только поздним утром с новостью:

начальник областного управления милиции объявил ему, Татарчуку и Голованову благодарность за задержание опасных хулиганов.

– Кто они такие - хулиганы-то эти?
– спросила АН на Степановна.

– Числились строителями, только последнее время не работали. Главарь их по подложным документам жил. Его давно искали, он из исправительной колонии убежал. Убийство на дамбе - его работа.

4.

Иной разговор происходил в доме Тыкмаревых.

После бессонной ночи Сергей Семенович первый раз за много лет не пошел на фабрику: дало знать себя больное сердце.

Он лежал на диване в просторной нарядной комнате, служившей столовой и гостиной. Лилиан сидела рядом с ним и вышивала. Это была одна из бесчисленных ее работ, требовавших бесконечного количества шелков самых различных оттенков. Как богато ни обставлял свой дом Тыкмарев, но вышивки Лилиан были лучшим его украшением.

Разговор между отцом и дочерью начался так, будто

был продолжением многих предшествующих разговоров.

– Сидишь рядом и скучаешь, небось?
– спросил Сергей Семенович.
– Понимаю, что скучно со старым отцом-ворчуном сидеть... О том и не думаешь, что, если бы ночью с тобой чего-нибудь плохое случилось, я и дня не прожил бы... Для тебя живу, дочка... Сначала для матери твоей, жил, теперь - для тебя.

Тоненькая иголка маленькой частой молнией поблескивала в проворных пальцах Лилиан.

– Успокойся, папа!
– ласково сказала она.
– Ведь ничего не случилось...

– Не случилось, да... Но дай мне слово, что впредь будешь осторожна. Не верь людям... ни в чем, никогда, ни одному человеку не верь!..

Слова отца прозвучали так странно, даже страшно, что Лилиан отложила в сторону работу.

– Что ты говоришь, папа! Разве можно жить, никому не веря?.. Вот Карасевы, например... сам Федор Иванович, Леонид и его товарищи вчера заступились за меня... Они были совсем безоружные и рисковали жизнью...

– Глупая! Разве они за тебя заступились? Карасевы прежде всего коммунисты... Они свой порядок утверждают.

Лилиан сразу недопоняла:

– Леонид еще комсомолец, папа.

– Сегодня - комсомолец, завтра - коммунист... Они за свой порядок борются. Если бы ты и не кричала "помогите", они все равно ввязались бы. И Леонид, и его товарищи... Ради порядка.

Лилиан улыбнулась.

– Наверняка, папа! Но чем плох порядок, когда защищают слабых людей?.. Ты и представить себе не можешь, папа, как тяжело чувствовать себя беспомощной. Я это испытала. Правда, всего несколько секунд, но поняла, как страшно быть бессильной... И я очень благодарна всем, кто пришел мне на помощь, - Леониду, его товарищам, соседям, милиции.

– И я им благодарен... за тебя... Слушай, там в шкафу лежит серый отрез на летний костюм. Покажи его.

Лилиан достала сверток. Сергей Семенович пощупал мягкую добротную ткань.

– Хороший материал! Подари Леониду... В благодарность...

– Что ты, папа! Ведь они меня просто прогонят с таким подарком. Даже подумать стыдно.

– Думаешь, такие принципиальные?

– Убеждена, что такой подарок оскорбил бы их... Сергей Семенович задумался, потом ответил:

– Пожалуй, ты права...

После довольно долгого молчания разговор возобновила Лилиан.

– Вот чего я не понимаю, папа: почему Карасевы - и не только они одни. но и многие - нас не любят?

– Не любят? Ну и пусть себе не любят...

Вопрос Лилиан как будто не удивил Сергея Семеновича.

– Но за что?

– Завидуют.

– Помнишь, папа, когда Леонид из Москвы на машине приехал и мы к ним пошли? Все - и Карасевы, и их гости - разговаривали и смеялись, а пришли мы, все точно замерли.

– Это тебе показалось...