Жирафка
Шрифт:
— Ну, мама, ты совсем свихнулась!
Признаю, что я перебрала. Но папа не обратил внимания.
— Как будто ты ее не знаешь, — заметил он мне, не отрываясь от каталога.
— Оставил бы в покое эти розы, тем более они у тебя еще не посажены, — сказала мама. — Тебе рукопись сдавать.
— Пан Частек дал мне каталог только до завтра; уж не знаю, где он все это достает, но к осени он мне обещал выписать такой же. Нет, вы только посмотрите, как прекрасна эта «Несравненная Бьюти»! Она меняет цвет, когда распускается. «Красная звезда» у нас, конечно, есть, они очень
— Главное, что ты прекрасно воспитываешь дочь! Разве это нормально, чтобы пятнадцатилетняя девочка так вела себя с собственной матерью?
Так я и знала, что тут не обойдется без нашей прекрасной Милуш. В левой руке кастрюля, в правой полотенце — выглядит, как настоящая кухонная скандалистка. Озабоченная, занятая делами, ничего не успевающая. И, как обычно, она всюду сует свой нос. Неужели она никогда не перестанет воспитывать? И стоит мне подумать, что я навсегда останусь ее младшей сестрой, у меня в глазах становится темно.
— Выражайся точнее, потому что несобственных матерей не бывает. Тем более Гелча, в конце концов, права, — так мама старается остановить Милины сетования. — Она ведь говорит вслух то, о чем ты молчишь. Что ж, наказывать за смелость?
Чем больше мама смеялась над ней, тем больше Милуш негодовала.
— Ну конечно, опять я виновата! Даже если Гелена нахалка. Конечно, это ваши заботы. Пусть так. Но меня приводит в ужас, что Бара и Катка с самого младенчества слушают ее и точно так же будут относиться ко мне.
А это уже мои заботы.
— Гелена всегда стояла за правду с самого раннего возраста. В каком это классе она обозвала учительницу поросенком? По-моему, учительница, измазавшись чернилами, и правда напоминала животное.
Отец в наши дебаты вмешивается не часто, зато по делу. Мы оба расхохотались и тем самым подлили масла в огонь бешенства Милуш. Пока я не выйду из игры, она не успокоится.
— Неужели вы не понимаете, что речь идет не о правдолюбии? — заверещала она.
Вот это на нее похоже: если больше нечего сказать, остается только включить сирену.
— Как вы не можете понять, что Гелена растет заносчивой. А когда вы соблаговолите это заметить, будет поздно. Я этого выдержать не могу. И зачем только я здесь живу?
— А где бы ты хотела жить? — закричал отец и стукнул каталогом по столу. — Дом огромный, сад точно парк. Чего тебе еще надо? Отделиться, иметь свою квартиру, когда столько людей нуждаются в жилье?
Вообще-то отец — человек мирный, но наша Милуш кого хочешь выведет из себя.
— Насколько я помню, тебе предлагали аспирантуру, и у Любоша хорошее место в Праге. — Мама хотела потушить разгорающийся пожар.
— Однако кончилось тем, что ты пошла в лаборантки. Где же твое хваленое теоретическое мышление? — заметил папа.
Тогда отец уступил, но не простил ей, что она не пошла по его пути: не поступила в аспирантуру, не стала кандидатом, потом доктором, закрыла себе дорогу к ученым званиям, а главное — к науке.
— Ну ладно уж, чего тут кричать! — Мама весело подмигивает мне, убежденная, что погасила готовую разгореться ссору. — Что зря воду в ступе толочь! У вас все
Мила выглядела очень смешно: она держала кастрюлю, точно щит, — настоящий боец кухонного фронта! Я не выдержала и расхохоталась. Это была ошибка. Мила снова обратила на меня внимание.
— Мала еще надо мной смеяться! — набросилась она на меня.
— Так уж и мала, милая сестричка? Сама все время говоришь: без пяти минут два метра!
Тут уж я попала в точку. Даже наша Милуш не нашлась с ответом. Теперь и папа, и мама посмотрели на нее с упреком. Так тебе и надо! Я тебе еще добавлю!
— Могу с тобой поделиться ростом, а то ты скоро станешь поперек себя шире!
Я попала в самое больное место. Милуш все время переживала из-за своей полноты. Она меняла диеты, пыталась лечиться голоданием, а кончалось это неумеренным обжорством. Лучше бы она побольше двигалась!
— Вы слышали? Я сейчас разорву эту Жирафку!! — завопила она.
Куда пропало ее теоретическое мышление? И что у меня общего с этим животным? Если Мила и окончила биологический факультет, ума это ей не прибавило.
— Удивляюсь я вам; вечно грызетесь. Сестры, а как неродные, — вмешался отец. Милуш поняла эти слова как сигнал к примирению и пожала плечами.
Теперь отец смог полностью погрузиться в чудеса из мира роз. Он собирается осенью заложить розарий и теперь только об этом и думает и не может заниматься ничем другим. Мамины попытки вернуть его к научной деятельности заведомо обречены на неудачу, и мы это хорошо знаем.
— «Девушку с обложки» [1] я, пожалуй, не посажу: она цветет рано, но со временем становится некрасивой и разлапистой.
1
Сорт розы — Девушка с обложки журнала, рекламная девушка.
— Ох, мне бы твои заботы! — Милуш, оказывается, еще не успокоилась: она уже шла на кухню, но остановилась. — А все-таки мне хотелось бы знать, как ты в одиночку справишься со всеми этими розами. Ты пропадаешь на факультете с утра до вечера, Любош постоянно на работе, мама совсем помешалась на своей спартакиаде, а у меня хозяйство! — решительно закончила она.
Потом было слышно только, как она гремела посудой на кухне.
Мама с папой помрачнели. И не потому, что Мила позволила себе намного больше, чем я перед этим, — она имеет право, она уже взрослая, мать двоих детей, — нет, просто потому, что тут она была права. Конечно, если бы они с Любошем жили у себя наверху, а к нам вниз не ходили, беспорядка было бы больше. Мама, конечно, помешана на своих тренировках, а что касается чистоты в доме… Она даже не старается делать вид, что это ее волнует. А отец безмерно огорчился грозящей потерей работника, с которым он привык реализовывать свои блистательные планы. В прошлом году, например, под папиным руководством Любош построил беседку, да еще какую — прямо веранду для танцев.