Жить и сгореть в Калифорнии

Уинслоу Дон

Она погибла.

Потому что поджидающий ее стрелок уже изготовился.

Голова ее опущена, она целиком погружена в свои мысли, но ее заставляет поднять голову поблескивание какого-то металлического предмета, хотя ничего металлического поблизости быть не должно.

Она поднимает взгляд и видит дуло пистолета и очерк лица над силуэтом фигуры.

Она кидается на землю, больно ударяясь о сухую красную глину. Неловко падает, чувствуя, как немеет плечо от удара о землю. Но она успевает вытащить пистолет и видит,

как нападающий опускает руку вниз, целясь в нее, уже лежащую. И она целится чуть правее этой руки и выпускает две пули: «бах, бах» и еще две, и двумя первыми пулями простреливает ему грудь, и двумя другими — голову, так что с однимпокончено.

Но тут к ней бросается другой.

Летти кричит:

— Брось его, он мертв! — и крепче сжимает оружие, стараясь унять дрожь в руке на случай, если придется выпустить последние пули. Но тут горизонт начинает мельтешить, делая бестолковые круги и кувырки перед глазами, и взгляд ее устремляется в голубое небо, и, благодарение Madr'e Maria, [27] она жива, и потом все поглощает черная пустота.

Последнее, что она слышит, это крик парня:

— Мать твою растак, сука!

27

Матерь Мария (исп.).

И он убегает.

Летти лежит на грязной глине, локоть как чужой и зверски болит.

Но она понимает, что боль — это хорошо по сравнению с альтернативой.

100

Джек смотрит телевизор.

Он сидит перед двумя экранами, на которых одновременно прокручивает две видеозаписи.

На первой Памела показывает мебель, на второй он заснял обугленные и почерневшие останки их спальни.

Оченьстранно смотреть две эти записи одновременно.

Как будто призрак Памелы — прекрасной, сексуальной и живой — бродит на пепелище и витает над ним. Вот она демонстрирует кресла, ломберный столик, письменный стол… кровать или место, где они были.И где былаона.

Потому что он сжег это все и сжег ее.

Нет, это не так, думает Джек.

Ееон конечно же сжег.

Но мебель он бы не сжег никогда. Он дорожит ею не меньше, чем Оливия Хэтеуэй своими ложками. Никто не станет сжигать то, что любит, думает Джек.

Если есть хоть малейший шанс это спасти.

Никто, кроме меня…

Я сжег то, что любил, и разбросал по ветру пепел.

Какое слово сказал я тогда Летти?

Убирайся.

Как зовется эта птица? Сказочная птица, возрождающаяся

из пепла. Феникс.

Как мы с Летти.

Как Памела на видео.

Как драгоценная мебель Ники.

Покажи мне это, Пам.

Покажи мне, как восстала из пепла драгоценная антикварная мебель Ники.

Покажи мне то, что я упускаю, призрак Памелы.

Пам силится что-то сказать тебе.

Огонь силится что-то тебе сказать.

В его потрескивании слышится:

Слушай мою речь, ты, глупец. Я же пытаюсь внушить это тебе, но ты слишком глуп, чтобы понять. Я же оставил тебе следы. Ты ведь понимаешь речь огня, правда же? Ты сыщик. Ты именно тот, кто мне нужен.

Прочти же мое послание.

Он несколько раз прокручивает видеозаписи и только тогда замечает это: оставленную огнем тень.

Вот Пам демонстрирует мебель в кабинете: «Бамбуковое бюро в японском стиле. Красный лак. Датируется примерно 1730 годом… очень ценный экземпляр».

Джек останавливает оба кадра.

Вот оно.

Он сравнивает то, что показывает Пам, с оставленной огнем тенью на стене.

Тень не такая, какой должна быть.

Он прокручивает запись еще раз.

Сомнений нет. Оставленная огнем тень меньше и ниже той, которой следовало быть, если бы бюро, стоя у стены, загораживало это место от огня.

Тень неверна.

Не тот призрак.

Это силуэт письменного стола.

Джек прокручивает еще раз то место, где Пам описывает письменный стол. Останавливает обе видеозаписи. Опять сравнивает описание, которое дает Пам, с тенью на стене.

Не та форма.

У бюро другая форма.

Ты промахнулся, Ники.

Спасибо тебе, Пам.

Спасибо тебе, огонь.

И тебе спасибо, Оливия Хэтеуэй.

101

Первое, что он видит, — это попугай.

Впечатление такое, что он движется по ограде, но Джек тут же понимает, что попугай сидит на плече одетого в белую рубашку мистера Мейснера.

— Элиот! — окликает птицу Джек.

— Элиот, Элиот, красивая птичка.

Мейснер останавливается, заглядывает за ограду.

— Астронавт, — говорит он. — Где же ваш астронавтский наряд?

— Я Джек Уэйд из «Жизни и пожара в Калифорнии».

— Я помню, помню, мистер Уэйд.

— Джек.

— Джек, — повторяет Мейснер. — Чем вам может помочь Элиот?

— Шахматные фигуры, — говорит Джек. — В прошлый раз вы что-то сказали о шахматных фигурах, об их движении туда-сюда. Я подумал, что вы имели в виду детей.

— И их тоже, — говорит Мейснер.

— Но подразумевали вы что-то другое.

Мейснер кивает:

— Грузовой фургон. А на нем шахматная фигура. Подручного. Груз. Его прибытие и отправление.

— Какой груз?