Жить и сгореть в Калифорнии
Шрифт:
— Ты собираешься дать мне эту команду?
— Именно. — Она вынимает из ящика несколько бумаг, кладет их на стол. — Данное под присягой показание одного подрядчика восстановительных работ. Говорит, что дал тебе взятку за то, чтобы ты рекомендовал его своим клиентам. А вот другое показание — домовладельца, признавшегося, что дал тебе откат за то, чтобы ты посмотрел сквозь пальцы на завышенную плату, которую он сдирал с арендаторов. Окружной прокурор даст ход обеим бумагам. Теперь все зависит от тебя, Джек: я могу сунуть их обратно в стол, а могу передать наверх, Красным креслам.
— Сперва
— Узнаю прежнего Джека, — говорит она. — Знаешь, что напишут на твоем надгробном памятнике? «Он так ничему и не научился».
— Так сколько платит тебе Ники, Сандра?
— И, как всегда, ты в корне не прав.
— Надеюсь, денег этих тебе хватит до конца жизни, — говорит Джек, — потому что дела этого я так не оставлю.
— Оставишь или не оставишь — пусть это будет самой меньшей из твоих забот. А теперь, чем еще могу быть тебе полезна? И не стоит ли тебе лучше убраться отсюда подобру-поздорову?
Джек убирается подобру-поздорову. Останавливается на секунду, чтобы обменяться злобными взглядами с Купером, а потом идет к себе в отсек.
Удостоверившись в двух вещах.
Первое — это что Ники Вэйл связан с бандой.
Второе — это что Сандра Хансен продалась.
И еще одно, думает Джек.
Если я не совершу прорыва в деле Вэйла, с «Жизнью и пожаром в Калифорнии» я распрощаюсь навек.
83
И примерно это же толкует Кейси, говоря с Мать-Твою Билли по телефону.
Он говорит:
— Было бы весьма любезно, если бы кто-нибудь за эти двенадцать лет все-таки просветил всеобщего доброго друга Тома насчет дачи ложных показаний.
— Джек Уэйд хороший парень.
— Джек Уэйд хороший парень, — говорит Кейси. — И тем более жалко, что его так уделают.
Джек входит в кабинет, и Билли включает громкую связь, чтобы он слышал, что говорит Кейси. А тот говорит:
— Если Гордон выиграет дело Вэйла — а он его выиграет, — он навесит это на «Жизнь и пожар в Калифорнии», и шлейф этот будет вечно волочиться за компанией. На каждом судебном процессе это будет всплывать вновь и вновь. Он будет копаться во всех отвергнутых Джеком претензиях — в каждом случае поджога или мошенничества — и найдет судью, который примет все это к производству.
И не только заключение Джека он будет использовать, но и пример дела Вэйла. Он станет рассказывать следующей коллегии присяжных, что «Жизни и пожару» было предложено уплатить столько-то миллионов, но они на это не согласились. Так что уж вы лучше соглашайтесь. И так далее, без конца, шлейф с каждым разом будет становиться все длиннее, пока «Жизнь и пожар» не будет либо платить и платить без конца, либо вообще сойдет со сцены.
И не только благодаря одному Полу Гордону. Каждая акула в городе почует запах крови, и все они приплывут сюда за добычей. Каждый адвокат истца из тех, кого мы чехвостили в судах, явится в суд и будет требовать пересмотра дела, отыскав маленькую зацепку, чтобы уличить «Жизнь и пожар» во лжи и мошенничестве уже в своемделе. Я буду строчить и строчить ходатайства, чтобы положить этому конец, но какой-нибудь судья из Народной республики
26
Санта-Моника — город в Калифорнии, который иногда называют «народной республикой» из-за либерализма местных властей в вопросах социальной политики.
И Джек станет для всех долгожданным и самым любимым свидетелем. Он станет каяться в грехах на каждом разбирательстве дела о ненадежности. Они заставят его в панике бежать. Держу пари, что он покинет Калифорнию — так надоест ему маячить в суде. Но они могут передать дело и в федеральный суд, а тогда его станут гноить уже в федеральном масштабе. А тебя — вместе с ним, потому что заставят давать показания и каяться в том, что принял на работу преступника, зная о его преступном прошлом.
Пятьдесят миллионов — это не такая уж большая цена за то, чтобы прекратить это кровопускание, а Джеку спасти свою шкуру.
— Я не хочу спасать свою шкуру, — говорит Джек.
— Но я хочу спасти тебе ее, Джек, — говорит Кейси. — Не стоит погибать в битве, выиграть которую ты все равно не можешь.
— Мы можем ее выиграть, — говорит Джек.
— Ты хочешь одержать над ним верх, переспорив его в суде? — говорит Кейси. — При отсутствии доказательств и после того, что ты наделал?
— Дай мне время, и доказательства появятся, — говорит Джек.
— Нет у нас времени, — говорит Кейси. — Красные кресла уже давят на меня, чтобы я соглашался. У них скоро тарифные слушания. Им меньше всего нужен сейчас скандал и обвинение в ненадежности. Особенно такое, опровергнуть которое в суде они не смогут. Они хотят внесудебного разрешения конфликта.
— Они не могут разрешить его без моего участия, черт возьми! — говорит Билли.
Правило такое. За местным заведующим — в данном случае за Билли Хейесом — последнее слово. Чтобы избавить высокое начальство от необходимости являться в суд и свидетельствовать по каждому иску, он же и ответит за ошибку. И этот заведующий так просто не уступит.
— Они могут обойтись и без тебя, если ты их к тому вынудишь.
— Пусть попробуют.
— Ну знаешь ли…
— Они знают о прошлом Джека?
— Я им не сказал, — говорит Кейси. — Надеялся, что получу от тебя разрешение умаслить их, а тогда кому какое дело.
Чего только не загладишь умасливанием, говаривает Билли.
— Не желаю выпускать это из рук, — говорит Джек.
— У тебя нет выбора, Джек, — говорит Кейси.
— Зато у меня есть, — говорит Мать-Твою Билли. — И мы этому мерзавцу ни цента не заплатим.
— Давай я предложу им десять миллионов, — говорит Кейси. — Им трудно будет отказаться от десяти миллионов.
— Ни цента!
— Но почему, Билли…
— Потому что он виновен, и мы знаем, что он виновен.
— Думаешь, ты сможешь убедить в этом присяжных? — спрашивает Кейси.
— Думаю, — отвечает Джек.
И вляпывается бог знает во что.