Жить не дано дважды
Шрифт:
Я согласилась.
— Надо, Степан, дать точный ориентир для подавления зениток. Сумеете? Расстояние придется на глаз определить.
— Попытаюсь, — не очень уверенно сказал Степан.
— А давайте потренируемся.
Мы уже шли лесом к дому Степана, вокруг ни души. Мы оба шумели и смеялись над ошибками Степана, но он — прилежный ученик, скоро все понял.
До Степанова дома добрались в темноте. Я прошла сразу же на чердак. Зажгла свечку, припасенную Степаном, составила радиограмму и, связавшись с Центром,
Чувство у меня было такое, будто слетала к своим. Даже кончики пальцев дрожали от радости. Кубарем скатилась по чердачной лестнице, вихрем ворвалась в дом.
— Степан, Степан! Где вы?
В дверь просунулось озабоченное лицо Степана.
— Чего-нибудь случилось?
— Случилось!.. Случилось, Степан, мы начали работу.
Степан добро улыбался.
— Ну что ж, бог нам в помощь, — пошутил Степан. — Хотите чайку — Вера вскипятила.
— Давайте попьем чайку, раз Вера вскипятила! И давайте, Степан, знакомьте меня с Верой и…
— Вот она я. Здравствуйте, Марина.
Вера улыбалась, а в темных глазах ее не пропадала грусть. Высокая — на полголовы выше мужа, статная, опрятная, от нее сразу стало светлее в комнате и уютней. Тем более уютней, что на улице задул холодный и мокрый ветер.
— Я вам и постель приготовила, Марина, — сказала Вера. — Погода разыгралась, не приведи бог.
После чая, когда Вера ушла спать, а мы со Степаном обсуждали, как начать разведку Григориополя, я спросила Степана: есть все-таки партизанский отряд поблизости или нет?
— Был, Марина, и нету больше.
Степан рассказал, что случилось с партизанским отрядом.
Отряд был небольшой, из местных жителей-энтузиастов. Сами собрались, сами и договорились, что и как. Собрали немного оружия — у кого что нашлось. Только не нашлось настоящего командира, с подпольем партийным не удалось связаться. Побродили по лесам и оврагам без дела, да и расползлись — чего слоняться зря. Затосковали по домам, по семьям. Остался Степан с горсткой товарищей — обидно было до слез, а ничего не придумали — последними ушли.
Я знала, такое иногда случалось в тылах, особенно в этих местах. Советская власть на основную территорию Молдавии пришла лишь в 1940 году, а в 1941 Молдавия уже была оккупирована немцами и румынами. Война на молодую Советскую республику обрушилась сразу, стремительно, население осталось в глубоком вражеском тылу. Вполне возможно, что не удалось здесь организовать крепкий подпольный центр, а с ним и партизанское движение, какими они были в других зонах оккупации — в Белоруссии, на Украине, в Крыму и других местах.
— Стыдно жить: Марина, — тяжело сказал Степан. —
Девок в Германию в прошлом году забирали, мы их из-под носа у румын увели… Только все это не дело для меня. Вот я и обрадовался, когда Лиза сказала про тебя.
Степан молчал, улыбнулся:
— Ты мне приказывай, что надо, все сделаю… Мне ведь перед тобой, Марина, стыдно. Девочка ты — на такую опасность пошла, а я, как у Христа за пазухой, живу — и в ус не дую. Понимаешь ты меня?
Еще бы!.. Мне тоже вот было стыдно и больно, что кто-то умирает, а я ничего не делаю для Родины. Степана я понимала. Не понимала я Василия — наверное, это и невозможно, понять психологию предателя. Ну на что он рассчитывает?
На что? Ведь наши наступают! Неужели надеется, что Молдавию оставят по-старому румынам? Или надеется с ними уйти? Или думает отсидеться, оправдаться тем, что не выдал меня врагу? Так наши ему этой «доброты» не простят!
Степан словно подслушивал мои мысли, или думали мы одинаково. Он сказал:
— Вы, Марина, не судите о нас тут по Василию. Все они — кулацкая душа, при румынах жили зажиточно, им Советская власть ни к чему. Только Лиза у них человек, и та запугана. В батрачках у них всю жизнь. Муж ее — дружок мой. При нем они ее боялись трогать, а сейчас в страхе держат… Андрей, как наши отходили, с ними ушел. А я замешкался в дороге, в Кишинев ездил. Пока до дому добрался — наши далеко ушли. Теперь вот и стыдно — как им в глаза посмотрю, когда придут?
Мы долго молчали. Я уже собралась было идти спать, как Степан спросил:
— Расскажите, Марина, про армию. Провожал бойцов в петлицах, встречу в погонах…
И я стала рассказывать о Советской Армии. Чуть не до рассвета проговорила. А когда легла спать, вдруг представила себя на месте всех людей, оставшихся в оккупации, и мне стало страшно.
6.
Два дня спустя, когда я в сумерках пробралась к дому Степана, он встретил меня на пороге громогласным возгласом:
— А-а-а, М-мариночка, здравствуйте!
Как-то нелепо взмахнул руками, тоненько засмеялся.
Я отшатнулась.
— Да вы пьяны, Степан!
Сердце бешено заколотилось — только этого мне и не хватало.
— Пьян! — подтвердил Степан. — П-после купания!
К счастью, выбежала Вера.
— Входите, входите, Марина! — певуче скороговоркой заговорила она. — Не пьет ведь — скосило от полстакана. Сейчас я его крепким чаем отпою. И вы погреетесь с дороги.
— Погреетесь! — блаженно улыбаясь, подтвердил Степан. — Извините.