Жить не дано дважды

Хвостова Раиса Александровна

Я поняла — ранняя весна, самое время пересаживать кусты. А что ночью — так, ясное дело, чужой крыжовник, воруем. Какое наказание может быть за воровство кустов?

— Вы умница, Степан, — прошептала я.

Степан не откликнулся, может, и не слыхал.

Как ни странно, но ночью я лучше сориентировалась на местности. Наверное, потому, что зарывали рацию почти ночью. Или Степан вывел меня в этом месте, не знаю. Только я сразу узнала этот дуб-великан, он совсем не походил на своих собратьев. В пять минут все разрыли, вытащили и снова зарыли. Рацию я положила

в свою корзинку, батарейки Степан положил в мешок.

Я двинулась к шоссе, но Степан, смеясь, окликнул:

— Марина, а крыжовник?

Про крыжовник я на радостях забыла.

Мы врезались в густой кустарник. Степан быстро накопал, груду кустов, набил ими свой мешок и мою корзину.

— Теперь пошли, — сказал он. — Для убедительности посадим днем с Верой. — И пояснил: — Вера — это моя жена. Ей доверять можно, Марина. Она люто ненавидит врага. Сынишка у нас…

Голос Степана дрогнул, и у меня сжалось сердце.

— Убили его?

— Умер, Марина. От дифтерита. Вот она и считает — убили враги. Они нормальную жизнь нарушили, — трудно вздохнул Степан. — Шестой годик пошел бы…

— Других нет?

— Нет… Не хочет Вера, пока враг на нашей земле.

Шли напрямик, шоссе осталось в стороне. Тишина стояла такая, что не хотелось думать про войну, про врага. Но рядом со мной шагало большое человеческое горе, и я все прибавляла и прибавляла шаг. Быстрее дойти, развернуть рацию, связаться с нашими, начать работать. Быстрее потому, что и от меня зависело освобождение этой земли от неволи, от смерти и крови. Перед глазами маячили мальчишки-москвичи. Пленный мальчик — офицер с мертвыми синими глазами. Никакой пощады убийцам!

Я сказала:

— Наш квадрат, Степан, сейчас белое пятно на карте. Наши части наступают, а командование не имеет никаких сведений о тылах противника. Воинских частей тут нет?

— Здесь нет, — ответил Степан подумав. — У Дубоссар, на переправе, стоят. Кажется, скопление сил идет. Немцы, румыны.

— Выясним…

Не заходя в дом, пробрались на чердак.

Степан зажег свечу, я огляделась — дверь плотно закрыта, окно занавешено. Степан уже обо всем подумал, кажется, мне повезло с ним.

Несколько минут — и радиостанция надежно упрятана в кукурузе, ею забито полчердака, составлена и зашифрована радиограмма. В ней все: предательство старшего, гибель четырех разведчиков, просьба разрешить работать самостоятельно. Наконец, включила «Северок», взялась за ключ — и не увидела красного глазка индикаторной лампочки.

У меня руки задрожали, глаза застлало туманом, — что случилось с моим «Северком»? Как всегда в трудную минуту, я сказала себе: «Спокойно, Оля, спокойно». Надо успокоиться и подумать. Успокоиться и подумать. Может быть, рация и не повреждена. Прежде всего следует проверить питание. Правильно ли я подключила питание?

Я разрыла кукурузу и увидела отключенный проводок.

— Вот и все, — спокойно сказала я Степану, сидевшему рядом на корточках. — Отключилась батарейка. — Зачистила концы, соединила и замигал красный глазок, в эфир понеслось: «Бес», «Бес», «Бес»,

«Бес» — ровно пять минут. Ровно пять минут тревожная мысль держала меня в холодных тисках — услышат ли меня сразу. Могут и не услышать — это бывает. Наконец, переключила на прием и — «Алло», «Алло»… — откликнулся Центр.

— Наши, Степан!.. — ликую я. Степан спокойно кивнул, он не понимает моего ликования, ему кажется — нормально, что есть связь.

Я не чувствовала ног под собой от радости. Подумать, как все хорошо: рация есть, помощник есть. Задание будет выполнено и без Василия. Завтра днем мы со Степаном идем на разведку в Дубоссары. Я представила себе прищуренные синие глаза подполковника Киселева, когда перед ними положили мою радиограмму. Они полны тревоги и радости. Тревоги от того, что я попала в трудное положение из-за измены старшего. Радости — что я все-таки жива и здорова.

5.

Первая разведка Дубоссар ничего особенно интересного не принесла.

Городок маленький, но какой-то несобранный — без традиционного центра, одинаково одноэтажен и однообразен. Летом, может, Дубоссары и красивы — тонут в зелени. А в ту раннюю весну деревья были голыми и унылыми.

Весь день мы со Степаном пробродили по городку, я учила его элементарным навыкам разведки. Чаще всего мы встречали немцев. Военных в желто-зеленой форме, обмотках, фуражках типа конфедераток было совсем мало. Значит, в Дубоссарах больше немцев, чем румын. Надо приглядеться к знакам на петлицах и на машинах, определить количество проводов и кабеля, присмотреться к технике, к офицерским чинам, попадавшимся нам в поле зрения. Почти наверняка определяем: в самих Дубоссарах базируется немецкий стрелковый полк и румынский батальон связи.

— Здорово, — восхитился Степан.

— Я училась этому, Степан, — возразила я. — Но эти предположения надо проверить. Даже если у нас нет сомнений. Походим еще, посмотрим.

У переправы творилось что-то непонятное — скопление румынских и итальянских частей. Немцы в незначительном количестве. Нет сомнения, что «союзнички» переправляются на ту сторону Днестра. Дело нешуточное, переправа должна крепко охраняться. Где-нибудь неподалеку зенитные точки, — надо разведать.

— Попытаемся, Степан, прогуляться вверх по течению?

— Спытаем, — соглашается Степан. — Держи меня под руку.

Степан закачался, замахал руками. Пьяное блаженство разлилось по его широкоскулому лицу.

— Жинка! — заорал он. — Желаю гулять дальше!

Я подхватила:

— Горе ты мое!.. Да хватит тебе куражиться, айда до дому.

— Желаю гулять бе-берегом!

Но не прошли мы и ста метров таким образом, как нас остановил румынский солдат — нельзя дальше.

На обратном пути из Дубоссар Степан сказал:

— Ладно, Марина, не отчаивайтесь. Завтра я один тут разведаю.