Живая душа
Шрифт:
— Вот и плохо, что обмолвился. Значит, именно так и думаешь. А это вредные мысли, Микулай. Очень вредные. Нельзя их оставлять без последствий.
— В газету про меня напишешь? — спросил Микулай.
— Нет. Но сообщить куда следует я обязан. Понимаешь, что я обязан? А?..
Все, кто стоял в очереди, умолкли. Молчал и Микулай. Ему показалось, что опять затевается та же нелепость, что и в молодости, когда исключали его из комсомола. Люди видят эту нелепость, а вмешаться не хотят… Но Микулай на этот раз ошибся..
Стоял
— Если ты… клевету на человека… лучше в деревню не приезжай. Точка.
— Тебя испугаюсь? — ласково поинтересовался Емель.
— Меня. Свою жизнь на земле… я прожил. Пускай делают со мной… что хотят… но тебя, Емель, мать твою перетак… пришибу. Хватит еще сил… курок взвести на ружье. Точка.
Емель откашлялся, медленно и плавно провел полусогнутой рукой. Что означал этот жест, никто не понял. Неопределенным был жест. И неторопливо, неслышно ступая хромовыми сапожками, Емель двинулся к выходу. Ушел, словно бережно унес тяжелое свое тело, облитое зеленым френчем.
Неизвестно, сообщил ли он куда следует. Верней всего, что прикусил язык — не отличался Емель храбростью.
Окончательно вернулся Емель домой в пятьдесят пятом году. Уже пенсионером. Объявил, что пошатнувшееся здоровье не позволяет ему продолжать службу на Севере. Отпущен с почетом в родные края. Люди же говорили другое: приехал Емель потому, что выгнали его с должности и чуть под суд не отдали. Слишком раскомандовался…
Но, как бы там ни было, Емель вернулся в деревню, и однажды соседи увидели, что он приставил к своему дому лестницу и вскарабкивается на нее, держа в руках свежие полотнища бересты.
— Крыша потекла? — спросил Микулай участливо.
— Нет.
— Помочь тебе?
— Нет.
— А что делаешь-то?
— Завтра поймете, — сказал Емель.
Назавтра люди увидели, что на скате Емелиной крыши выложена из бересты большая белая буква «Т». Такими знаками метят дома, где живут лесники, — чтобы опознавать с самолета. Значит, на новую должность поступил Емель…
Никто в деревне не слыхивал, что есть нужда в леснике. Немало инвалидов с радостью взялись бы за эту работу. Но лесником стал Емель. Может, специально для него прибавили штатную единицу. Кто знает?
В том году колхоз приобрел пилораму, и людям, нуждавшимся в строительном лесе, разрешили его заготовлять. Валили себе деревья и Микулай с Анной. За десять минувших лет Микулай привык управляться одной рукой, уже не так было трудно. Да и Анна была хорошей помощницей. Вдвоем они собирались к лету починить избу, просившую ремонта с довоенных времен.
В разгаре дня появился на делянке Емель — в чистеньком полушубке, с полевой сумкой через плечо.
— Погрейся у костра, — пригласил его Микулай. — Покурим.
—
— Сами сожгем, — отозвалась Анна, обрубавшая сосну.
— Когда?
— Вечером. Не бросать же сейчас работу. Каждый час на счету.
— При мне чтоб было сожжено! — распорядился Емель. — Знаю я вас, работничков. Вечером стемнеет, половину сучьев в снег затопчете. А мусор оставлять не положено!
— Да мы чисто приберем, — пообещал Микулай. — Можешь завтра проверить.
— А если пурга ночью? И все заметет?! Небось вы на это и рассчитываете! Нет! Чтоб при мне было сожжено!.. Сейчас же!
— Не сходи с ума, Емель.
— Я-то не буду сходить. Просто штраф наложу, раз не подчиняетесь!
И он таки наложил этот штраф. И пришлось Микулаю платить из своих пенсионных, хотя каждая копеечка золотой была… Заплатил, смолчал. Не пойдешь же в отместку стекла бить, и жаловаться бесполезно — Емель все равно окажется правым.
Чесалась у Микулая здоровая рука — поквитаться с Емелем. Смог бы поквитаться. Да сдерживал себя, потому что драк он не любил и до сих пор верил, что правды можно добиться не только кулаком.
И все же ох чесалась правая рученька…
Как-то ставил Микулай силки на зайцев и на обратном пути, уже на опушке леса, застал Емеля за очень странным занятием. Как глухарь, сидел Емель на сосне и оттяпывал ветки. Да не подряд оттяпывал, а с выбором: одну сбросит вниз, вторую пропустит, у третьей снимет половинку…
— Эй, ты что мудришь?
— Шишки собираю! — отвечает с вышины Емель.
— Семенное дерево отыскал?
— Дерево первый сорт! — подтверждает Емель. — Во всем лесу, брат, не найдешь такого!..
Сосна действительно прекрасной была. Неохватная у комля, она уходила ввысь, как фабричная труба. С долгим, протяжным шипеньем летели с ее вершины ветки, обрубленные Емелем.
— Зачем же губишь такое дерево, лесник?! Жердью шишки сбивай!
— Не учи меня!.. «Жердью»! Советчик прибежал… Я план выполнить обязан, а жердью плана не выколотишь!
— Ну, — сказал Микулай, вытягивая из-за пояса топор, — все равно дереву сохнуть, так пускай уж вместе с тобой ахнется.
— Ты что?! Ты что?!
— Держись, лесник, за воздух.
— По тюрьме соскучился?! — закричал Емель. — Найдется место!
— И для тебя найдется. В сырой земле, в стороне от кладбища.
Крутясь, сыпались вниз шелуха и сосновые иголки — это Емель, обдираясь, торопливо спускался вниз.
К сосне была приставлена длинная узкая лестница. Без нее Емель не вскарабкался бы по неохватному стволу. И без нее, между прочим, нелегко будет Емелю слезть наземь.
— Эх, не тебя жалко, дерево жалко! — сказал Микулай и оттолкнул от ствола лестницу.