Живая душа

Юшков Геннадий Анатольевич

Зимой опытные образцы машин были готовы. Томова послали на их опробование. Вместе с ним поехал пожилой, очень опытный инженер Чугунов.

Втягивалась под колеса новеньких МАЗов слепящая снежная дорога, бренчали на стойках блоки и тросы, колоколами отзванивая на каждом ухабе; Томов сидел в теплой кабине и улыбался. Он ждал если не полной победы, то хотя бы вполне серьезной удачи.

Переночевали в леспромхозе. Томов лег пораньше, но долго не мог уснуть — воображение разыгралось, все представлял себе завтрашние испытания.

— Дмитрий Егорыч, — сказал ему Чугунов, уютно позевывая, — сделайте одолжение, голубчик,

обойдитесь завтра без меня, а?

— Но как же?..

— А ничего. Понаблюдайте один… Я сошлюсь на нездоровье и схожу белочек пострелять. У меня тут старинный друг живет.

— Я не знаю… смогу ли один?

— Сможете.

Томов приподнялся на постели, удивленно заморгал, глядя на Чугунова:

— Неужели вам не интересно?!

— Нет, голубчик.

— Но почему?

— Да я ведь знаю, как эти драндулеты станут работать. Неожиданностей не предвидится. Спокойной ночи.

Зато для Томова день оказался полным неожиданностей.

Урча, зеленые МАЗы с трудом въехали на лесосеку, стали разворачиваться, чтоб поближе подогнать прицепы к поваленным деревьям. Снег был глубок и рассыпчат, машины вязли. Они были похожи на бегемотов, медлительно топчущихся на тесной для них полянке.

Наконец подпихнули, насколько удалось, неповоротливые прицепы, размотали с лебедок тросы.

— Цепляй!.. — крикнул Томов.

Набросили стальную петлю на комли сосновых стволов. Закрутились в обратную сторону лебедки, пошли наматывать трос. Вот напряглись блоки. И один из МАЗов тотчас стал крениться набок, как пьяный, — сместился центр тяжести… Отцепили трос, вновь разворачивали машину, чтоб поставить ее правильно.

А у второго МАЗа трос между тем лопнул.

Промучались несколько часов, решили подтаскивать не пачки хлыстов, а хотя бы по два, по три ствола. Пропахивая снег до земли, ломая и выдирая молоденький подрост, поползла к автомобилю пара бревен. И вдруг наткнулась на пень.

— Сдай назад!..

Наспех вырубленными вагами отодвинули бревна, перевалили через пень. А впереди, под снегом, оказался еще пенек. И еще…

Уже смеркалось, когда первый МАЗ нагрузили до расчетной нормы. Но выехать с лесосеки он не смог. Буксовал, дергался и только глубже зарывался в снег. Зажгли фары, в мутном их свете привязывали трос к неспиленным соснам и подтягивали тяжко переваливающуюся, надорванную, скрипящую всеми суставами машину. Шофер, взмокший до исподнего, последними словами крестил изобретателей агрегата.

Чугунов сидел на постели, когда Томов с задубевшим лицом, с белыми от инея бровями ввалился в барак.

— Ну что, голубчик?

Обрывая пуговицы, Томов стаскивал хрустящее, ледяной коркой покрывшееся пальто.

— Вы все это знали?!

— Знал, Дмитрий Егорыч. Да вы что расстроились-то?

— Да они же ни к черту не годятся! Агрегаты наши!..

— Совершенно справедливо.

— Ну?! И что же теперь?!

— А ничего.

— Как ничего?!

— Так. Пойдемте завтра за белочками. Не трепите себе нервы.

— Издеваетесь вы, что ли?! — сорвавшись на фальцет, закричал Томов. — На меня же люди весь день смотрели! Что я им отвечу?! Я неопытен, я первый раз на лесосеке! Может, я неверно руководил, я не знаю!..

— Дмитрий Егорыч, да не способны эти драндулеты работать. Тридцать лет я конструирую машины. Мне ли не знать.

— Зачем же

мы ехали сюда?!

— Нас послали.

— Вы же могли заявить в институте!

— Зачем? Умные люди все понимают. Слова не нужны. Дмитрий Егорыч, не глазейте на меня, аки вампир. Я ведь не собираюсь расхваливать эти машины. Через недельку мы составим акт, где укажем, что в данных конкретных условиях они неэффективны. Мы напишем правду, Дмитрий Егорыч. Сущую правду. И не волнуйтесь вы, ради бога.

У Томова начало отходить стянутое морозом лицо, оно все горело, будто его кипятком ошпарили. Нервное напряжение не прошло, голова гудела, путались мысли.

— Скажите… а работу над ними продолжат? Будут их доводить, эти агрегаты?

— Неизвестно, Дмитрий Егорыч. Но возможно.

— Так, — сказал Томов, лег на постель и зарылся лицом в подушку.

Всю неделю он пробовал иначе организовать погрузку. Спозаранок гнал матерившихся шоферов на лесосеку, приказывал расчищать снег. Упрашивал, чтоб лесорубы валили деревья в определенном порядке. Придумал, как перетаскивать хлысты через пень — подставляешь конус из толстых досок, и бревно сворачивает в сторону или всползает на макушку пня. И все-таки редко, очень редко удавалось совершить на злополучном агрегате несколько успешных рейсов.

— Убедились? — спросил Чугунов, когда пришло время составлять акт.

— Теперь убедился.

— Ну вот. Излагайте все наши претензии. Не стесняйтесь.

— А может, не излагать их, — сказал Томов, — а честно заявить, что замысел машины бездарен?

— Дмитрий Егорыч, в наши обязанности это не входит.

— Но это правда.

— Не берусь судить… — Чугунов разгладил пальцами блокнот. Пальцы были сухие, в старческих желтых пятнышках. — Может быть, где-нибудь наши драндулеты и пригодятся. Допустим, в южных районах. Это раз. Может быть, замысел их принадлежит вполне уважаемому человеку, и обижать его не следует. Это два. Может быть, драндулеты без нашего вмешательства исключат из плана. Это три. Жизнь, голубчик, похожа на гордиев узел, однако я понял, что не всегда надо размахивать мечом… Давайте-ка сочиним справедливый акт, и дело с концом.

Акт был сочинен; зеленые МАЗы, утратившие на испытаниях сытый лоск, пустились в обратный путь. Томов трясся в кабине и размышлял, что предпринять. Он не хотел больше возиться с агрегатами. Не терпел он бессмысленной работы.

Все это он выложил в институте.

— Значит, — переспросил руководитель группы, — у агрегатных машин нет будущего? Таково ваше мнение?

— Да, — ответил Томов. — Я видел в леспромхозе челюстной погрузчик. Вот за ним — будущее.

— Вы очень быстро меняете увлечения. Достаточно первой неудачи, чтоб вы бросили работу, которая недавно вас вдохновляла.

— Я многое узнал за эти дни.

— И у вас нет желания продолжить работу?

— Нет.

— Другие не считают ее бесперспективной.

— А я считаю.

— Ценю вашу прямоту. Иногда полезно взять и поломать свои планы. Изменить, как говорится, жизнь. Хотите заняться челюстными погрузчиками?

— Хотел бы.

— Но придется ехать надолго. Нужны не разовые испытания, а длительная проверка. Вы готовы?

Томов замешкался с ответом; руководитель группы смотрел на него с понимающей усмешкой. У него тоже были старческие руки, будто побрызганные йодом.